Новость о том, что в следующем году европейская биеннале современного искусства Manifesta пройдет в Государственном Эрмитаже, произвела настоящую сенсацию не только в России, но и в других странах. Заведующий сектором современного искусства Государственного Эрмитажа, куратор проекта «Эрмитаж 20/21» Дмитрий Озерков рассказал журналу ART UKRAINE о балансе старого и нового искусства, о кураторских стратегиях Эрмитажа и о будущем классических музеев.

 

Дмитрий Озерков. Фото: Даниил Тимофеев

 

Арсений Тарасов Современное искусство до недавнего времени было в Эрмитаже нечастым гостем. Тем не менее, как сказал Виктор Мизиано в интервью для онлайн-издания colta.ru, инициатива проведения биеннале Manifesta исходила именно от Эрмитажа. Чьей конкретно была эта идея и каковы ее истоки?

Дмитрий Озерков Я могу сказать, что современное искусство активно показывается в Эрмитаже уже довольно давно. Мы начали в 2006 году проект «Эрмитаж 20/21», провели больше двадцати выставок, причём с серьёзными именами – Энтони Гормли, Аниш Капур, Чак Клоуз, Тимур Новиков и так далее. Плюс мы делали несколько групповых выставок западных художников: американских, британских, французских. И эта ситуация не уникальна: другие классические музеи тоже показывают выставки современного искусства, аукционные дома продают современное искусство наравне с работами старых мастеров, а большие галереи берут у музеев вещи взаймы, так что сделать большую выставку, представляющую и новое и старое искусство может уже любая большая галерея. Мы задумались, какая стратегия должна быть у нас в этой ситуации, как у большого музея. Первой нашей идеей было поехать на Венецианскую биеннале – что мы и успешно проделали в позапрошлом году. У нас был свой павильон, большой дворец Ка’ Фоскари, мы показывали работы Пригова как дополнение к Российскому павильону, где экспонировались работы Монастырского. Теперь второй наш шаг – привезти большую биеннале к нам, провести ее в наших залах – это и будет Manifesta.

Выставка Энди Уорхола в рамках проекта «Эрмитаж 20/21». Фото: Сергей Максимишин

 

- Биеннале будет проходить в рамках проекта «Эрмитаж 20/21»?

- Да, «Эрмитаж 20/21» - это проект, которым я руковожу, который поддерживает администрация Эрмитажа, и проведение биеннале вписывается в единую линию развития этого проекта. Когда я 6 лет назад пришёл в проект, я понял, что нужно начинать всё с нуля – использовать те наработки, которые уже были, но привносить и что-то новое.

 

- Расскажите о проекте «Эрмитаж 20/21» подробнее: чья это была идея, каким вообще образом современное искусство попало в такой «классический» музей, как Эрмитаж?

- Эрмитаж в общем-то всегда собирал современное искусство. Русские цари, начиная с Екатерины, часто покупали работы современников. Да и в советское время Эрмитаж собирал коммунистическое искусство, искусство стран социализма – румынское, югославское. Почему, собственно, в Эрмитаже была выставка Пикассо? Он ведь был членом компартии, вот это и стало возможно. Ну а после падения Берлинской стены и последовавших за этим изменений Эрмитаж стал делать западные, в основном американские выставки. У нас были экспозиции Энди Уорхола, Джексона Поллока, Луиз Буржуа, но это были, скорее, такие эпизодические уколы, потому что ещё не существовало комплексного понимания ситуации и чёткой стратегии. Проект «Эрмитаж 20/21» возник как диалог между дирекцией музея и научными сотрудниками о том, как выстраивать политику музея касательно современного искусства. Мы поняли, что единственный способ – это сделать отдельный проект, у которого будет своя структура, своё руководство, своя политика и позиция в мире современного искусства. Ведь музей так или иначе влияет на рынок, на политику в области искусства и на политику вообще. Поэтому этот проект является, с одной стороны, наследником собрания русских царей, но при этом он - совершенно новая структура изменившегося мира, продукт XXI века.

 

- То есть в принципе неправильно говорить о том, что Эрмитаж «осовременивается» - скорее он всегда был современным?

- В общем-то да. Если уж говорить с позиции Эрмитажа, то ничего особо нового здесь не происходит – мы продолжаем показывать искусство своего времени, искусство важное и актуальное.

Открытие выставки братьев Чепменов «Конец веселья» в Эрмитаже. Фото: Александрс Антипис

 

- Но тогда интересно, как всё-таки имидж «всегда современного» Эрмитажа соотносится с образом храма высокого искусства? В этой связи вспоминается история с выставкой братьев Чепменов, которая вызвала большой скандал – люди, как выяснилось, считают современное искусство в стенах Эрмитажа не таким уж органичным явлением. Как вы думаете, не вызовет ли биеннале такой же реакции?

- Все выставки современного искусства в Эрмитаже до сих пор выстраивались в духе того, что мы называем «эрмитажный стиль» - в рамках диалога старых художников и нового искусства. Мы сразу поняли, что просто создать «белый куб» и показывать в нём работы современных художников – это довольно глупо, потому что так не задействуется богатейшая коллекция, которая уже существует. Современное искусство так или иначе связано с предшественниками, со старым искусством – любое новое является тезисом, антитезисом, синтезом, комментарием в отношении старого. Нам было интересно сделать диалог старого и нового - если мы показываем выставку нового искусства, то так или иначе экспонаты отсылают к каким-то старым западным, восточным, археологическим и прочим ценностям, которые у нас хранятся.

Можно сказать, что у нас существуют две аудитории – они, конечно, пересекаются, но разделение присутствует. Одна аудитория – это молодые люди, которые знают, что такое современное искусство, и любят его, читают по-английски, пользуются интернетом, ходят на выставки. А есть люди, для которых Эрмитаж – это святилище культуры, сокровищница, и поэтому для них всё, что делает Эрмитаж, имеет право на существование, несет на себе знак качества. Если художник выставлен в Эрмитаже – значит, он «настоящий» художник, говоря их языком. На любую выставку приходят посетители из обеих аудиторий. Для первой аудитории мы стараемся подбирать важные в мировом контексте имена, уникальные проекты, которые нигде больше не получится увидеть. Что касается второй аудитории, то мы здесь, скорее, занимаемся образованием, просвещением. Люди, которые никогда не знали, кто такие братья Чепмены, никогда бы просто так этого не узнали, не приди они на нашу выставку. И если первая аудитория видит в Чепменах великих и ужасных современных англичан из поколения Young British Artists, то люди, которые имеют общее образование и привыкли смотреть на старое искусство, видят в них Босха, Брейгеля, Гойю. Если они не могут это увидеть – мы даём им подсказки, даём им посмотреть на любимых старых художников новыми глазами – глазами Чепменов.

 

- Но бывает так, что они видят не Босха, Гойю и Брейгеля, а ужасы нацизма, и это вызывает у них определённую реакцию.

- Согласен, но в данном случае можно сказать, что казус закрыт. Прокуратура, которая занималась этим вопросом, выяснила, что все претензии, которые были предъявлены выставке, строго говоря, относились не к эрмитажной экспозиции, а к интернет-ресурсам, опубликовавшим фотографии. Все ссылки вели на блоги, зачастую жаловались люди, которые не были на выставке. По сути, мы не получили ни одного доказательства, что хотя бы один человек, который пожаловался на выставку, был на ней. Никто не предоставил свой билет и не сказал: я был на выставке, и я оскорблён в том-то и том-то. Более того, все жалобы были написаны под копирку.

Фрагмент работы братьев Чепменов «Конец веселья». Фото: Александрс Антипис

- Вернёмся от такой грустной истории к грядущей оптимистичной…

- Да нет, это совсем не грустная история. Меня вот обвиняют, что я сам придумал всю эту историю с прокуратурой – из-за нее поднялся очень большой шум, и мы получили втрое больше посетителей, чем предполагалось.

 

- А как история с Чепменами повлияла или продолжает влиять на кураторские стратегии и тактики в Эрмитаже?

- Совершенно не повлияла. Все кураторские практики у нас очень чётко проработаны и многократно обсуждены. Куратор не может выставлять, что захочет. Эрмитаж – это большой, но слаженный организм, здесь всё очень долго дискутируется, доводится, корректируется. Каждый шаг куратора очень чётко прописан, поэтому директор Эрмитажа и может отвечать за проекты своей головой – он знает, что всё это утверждено на комиссиях. Соответственно, мы как работали, так и работаем, и будем работать, что запланировали – то и будет сделано.

 

- Тогда особенно интересно, как вы будете уживаться с кураторами Manifesta. У вас уже есть какие-то привычные вам стратегии построения выставок, но биеннале будет проводиться не только вами. Возможно, у тех, кто будет с вами сотрудничать, есть свои взгляды на то, что и как нужно делать.

- Во всех биеннале Manifesta большую роль играет контекст – город, страна, институция. Особенность Manifesta прежде всего в том, что это – исследовательская биеннале, она изучает тот контекст, в который приходит, и понимает, какие точки в нём нужно актуализировать, подчеркнуть, а что – наоборот, скрыть. В данном случае биеннале проводится хоть и в Петербурге, но, прежде всего, в Эрмитаже – и это важно, потому что Эрмитаж сам по себе очень интересен, как государство в государстве, проблема внутри проблемы. Эрмитаж зачастую жёстче, чем город, относится к элементам культуры: так, что-то мы не показываем, потому что не позволяет 250-летняя история музея. Но это не цензура – это очень чёткое понимание планки, которую нельзя понижать. Если вы показываете Рембрандта, то не можете показывать что-то на порядок ниже – надо держаться надлежащей высоты, иначе всё развалится. Так было во всех наших проектах. Эту же планку мы выносим в качестве требования к будущему куратору Manifesta – должен быть представлен определённый уровень искусства. Occupy KW, тематика протеста, граффити (что было на последней Берлинской биеннале) – это не пройдёт в Эрмитаже, потому что это Эрмитажу как тема неинтересно. Протест может стать темой отдельного проекта на другой площадке – а их, помимо Эрмитажа, есть множество – но на главной площадке это будет просто неинтересно делать ни нам, ни другим кураторам. Мы предлагаем куратору Manifesta задуматься о Петербурге как «окне в Европу», как месте, где жила просвещенная императрица, принесшая культуру сюда – если бы не было Екатерины, Петра, Ленина, то мы бы сейчас с вами не сидели в прекрасном дворце, превращённом в музей, а добывали соль из воды или рубили лес каменным топором. Мы тематизируем именно этот аспект: Manifesta – это европейская биеннале, которая соединяет центр и периферию, восток и запад, север и юг. Именно в таком культурном контексте мы представляем Петербург, а не в отношении к каким-то проблемам – проблем всегда было много и будет ещё больше, но важно как раз сохранить культуру.

Акция Occupy Kunstwerke, Берлинская биеннале 7. Фото: Марта Горницка

 

- Вы говорили про исследования, образование; в этом контексте интересно спросить про образовательную программу, которая обычно сопровождает каждую Manifesta.

- Мы только что объявили о том, что проводим биеннале. Пока мы только начинаем над этой программой работать. Это, естественно, будет важное мероприятие исследовательского и образовательного плана не только в Эрмитаже, но и в городе – программы для студентов, детей, пожилых людей. Но пока что мы на самом начальном этапе – ведь мы сейчас говорим о времени через полтора года.

 

- Как известно, биеннале финансируется наполовину государством, принимающим ее. Означает ли то, что российские чиновники одобрили такой проект, что в России есть интерес государства к современному искусству?

- Мне бы хотелось понимать это именно так. Ясно, что для страны проведение Manifesta - это огромный международный пиар, сопоставимый разве что с Олимпиадой или чемпионатом мира по футболу. Я думаю, что наши чиновники всё это понимают и им вовремя дали нужные справки о том, что такое Manifesta и зачем она нужна.

 

- А как можно охарактеризовать отношение государственных структур РФ к искусству вообще?

- Мы находимся в ведомстве Министерства культуры, а министр культуры так высказался относительно выставки Чепменов: на ней он, к сожалению, не был, но так доверяет вкусу Михаила Борисовича Пиотровского [директора Эрмитажа], что раз уж Пиотровский эту выставку сделал - значит, она имеет право на существование, и никакого экстремизма и криминала в ней нет. Я надеюсь, что отношение к Manifesta будет строиться в том же ключе. Конечно, решают чиновники; но все материалы для принятия решений предоставляем им мы. Наша инициатива проведения биеннале, поддержанная ими, является хорошим примером.

 

- В Украине «классические» музеи тоже «осовремениваются» - проводят образовательные проекты, делают выставки современных художников. Получается это пока не всегда и не у всех. Какие бы вы могли дать советы украинским коллегам-музейщикам?

- Я думаю, что будущее старых музеев за тем, чтобы делать выставки молодых художников. Именно через молодой взгляд можно увидеть сокрытое в старых мастерах - кому же это ещё видеть и понимать лучше самих художников? Не придумаешь лучше момента, чем когда художник трактует старых мастеров на своём языке. Иначе музеи превратятся в склады, и следующие поколения их просто закроют. Скажут: зачем нам склады? Зачем туда ходить вообще? Давайте использовать пространство по-другому, сдадим его под бутики.

Я думаю, что в Украине ситуация с искусством отличная - павильоны Украины, которые делал PinchukArtCentre на Венецианской биеннале, были вообще идеальные, сейчас мы следим за PinchukArtPrize. За последние двадцать лет в Украине выросло прекрасное поколение художников, а это хороший знак.

 

 

Арсений Тарасов