В Мыстецьком Арсенале продолжается выставка работ представителя украинского авангарда Василия Ермилова. Для проектирования выставочного пространства был приглашён Юрий Аввакумов - художник, архитектор, куратор и, пожалуй, один из лучших последователей художников-авангардистов России. Остаётся только удивляться, как ему удаётся сочетать так много разной активности и при этом всё успевать: бесчисленное количество международных выставок, участие в Венецианской биеннале, нескольких архитектурных биеннале, множество проектов и идей. Юрий Аввакумов смело сочетает стили, идеи и мечты разных поколений, проявляя исключительную способность быть одновременно и актуальным, и на шаг впереди.

 

Архитектор Юрий Аввакумов в Мыстецьком Арсенале

Почему пришли к бумажной архитектуре и что для вас это означает: возможность реализации утопических проектов либо это поле для размышлений, для каких-то формальных исканий?

Юрий Аввакумов: Проектирование - это жанр, такой же как, например, опера, и обладает своей собственной ценностью. Кто-то в проектах реализует чужие запросы, кто-то  размышляет о своем. Бумажная архитектура - это очень особое отношение к проектированию, в котором размышление и есть реализация. Ну и потом, этот тип проектного отношения к жизни был свойствен определённому времени, если быть точным - 80-м годам прошлого века, и в истории российской архитектуры и искусства там и останется.

Но сегодня мы так же возвращаемся к идее проектирования утопических проектов, возможно, в иной только форме...

Ю.А.: Форма, конечно изменилась. Раньше рисовали, плохо ли, хорошо, - теперь рендерят. Сейчас все архитекторы засели за компьютеры, и заказчик ценит натуралистичную картинку гораздо больше, чем графику, потому что для заказчика главной является инвестиционная составляющая проекта, а не соображения эстетического свойства. Была архитектура бумажная, стала мониторная. Если говорить о том, что сейчас какое-то особое время реализации утопических проектов, я не думаю... Время реализации утопического не кончается, всегда изобретается что-то, что ещё десять или сто лет назад казалось невозможным. Построить ведь можно всё что угодно: хотите летающий город - пожалуйста, пусть не город, но станция-то летает, и если деньги тратить не на войну, а на города - летали бы города. Так что технологически мы живем в постоянно обновляемой утопии, а вот социально…

 

Выставка работ Василия Ермилова в Мыстецьком Арсенале. Проектирование - Юрий Аввакумов

Если говорить о 80-х, тогда художник, вы, например, или человек, создающий утопический проект, был в некотором роде диссидентом, человеком нарушающим и ломающим заданные системой границы как минимум на бумаге. Что изменилось за эти тридцать лет?

Ю.А.: Система никуда не делась, это во-первых. Во-вторых, я не могу сказать, что мы занимались конкретно утопическим проектированием, скорее абсурдистским - проектировали то, что никому не нужно. Оно было ближе к поэзии обэриутов, чем, скажем, к фаланстерам Фурье. Никто тогда не предлагал каких-то моделей общественного переустройства, но спроектировать какую-то пространственную ерунду как искусство для искусства - это у многих было. И это никуда не делось - никто не предлагает серьёзно менять общество, потому что общество по щучьему велению не меняется. А вот разыграть театральную сцену при помощи архитектуры - это пожалуйста.

 

Выставка работ Василия Ермилова в Мыстецьком Арсенале. Проектирование - Юрий Аввакумов

Считается, что отличие архитектуры от искусства в том, что архитектура должна быть функциональной. Какая роль отводится функциональной архитектуре в ваших проектах?

Ю.А.: По-моему, у меня очень функциональные проекты, хотя они не для того, чтоб в них жить или приходить на службу - этого у меня нет. Но в 80-х я проектировал объекты вполне абсурдистского свойства, посвящённые 20-м годам: какие-то вышки парашютные для парков культуры и отдыха, качели летающие - в общем, они были вполне по-своему функциональны, в той же степени, в коей функционален любой луна-парковый аттракцион. Функционален, но еще и памятник, как у Татлина. Я допускаю, что какой-то из моих Временных монументов будет когда-нибудь построен в натуральную величину. Хотя когда они моделировались, то мы использовали не привычные архитектурные масштабы, а игрушечные 1:43 - коллекционеры знают, что это такое. То есть "реализовывались" как игрушки. Время от времени я кое-что в эту серию добавляю до сих пор, а так она живёт сама по себе.

Сейчас вы совмещаете деятельность художника и деятельность куратора, не препятствуют ли эти виды деятельности друг другу?

Ю.А.: По-моему, это очень просто: куратор, не понимающий психологии художника - наивный куратор, как и художник, хоть раз не поучаствовавший в организации групповой выставки. В любом случае ты другому не предложишь того, чего не пожелал бы себе. Это опыт - важно только не забывать переключать регистры при смене занятий. Я люблю, конечно, когда куратор кто-то другой, когда можно не думать ни о чём постороннем, когда можно капризничать…

 

Выставка работ Василия Ермилова в Мыстецьком Арсенале. Проектирование - Юрий Аввакумов

Кто такой куратор сегодня. Не в западном понимании, а в нашем локальном контексте, в условиях отсутствия кураторской школы...

Ю.А.: Естественно, это человек заботливый, любящий и любопытный согласно с первоначальным смыслом этого слова (этимологическая связь слова "куратор" ("curator") со словом "cure" ("исцеление", "исцелить") - прим. А.Б.). Во-вторых, это профессионал, владеющий техникой организации выставки от гвоздя до статьи в каталоге, austellungmacher, изготовитель выставки по-немецки. Это не означает, что куратор должен уметь забивать гвозди, но он должен понимать как это делается, кто это делает, как долго, и для чего гвозди вообще нужны, потому что от этого зависит экспозиция искусства. И в-третьих, куратор для меня - человек визуальной, не каталожной культуры.

У Бориса Гройса есть статья “Куратор как иконоборец”, в которой он размышляет над тем, является ли сегодня куратор иконоборцем либо иконопочитателем, возводит ли он предмет в ранг произведения искусства либо лишает его такого статуса. С описанной вами позиции куратор более похож на иконопочитателя...

Ю.А.: Куратор, на мой взгляд, не должен себя никуда назначать. Это человек со стороны. А иконоборчество - вообще-то вандализм, антипод творчества. В этом смысле иконопочитание как сотворчество, как сочувствие мне гораздо понятнее и ближе. И оговорюсь еще, мне как архитектору важнее сакральность пространства, а не конкретной вещи.

Речь шла о том, что сегодня куратор пытается показать себя, а не художника...

Ю.А.: И это мне, кстати, не нравится совсем. В том, что я вам рассказывал про обязанности куратора, как раз нет творческих амбиций художника. Если они появляются, то привет куратору, перед нами какой-то несостоявшийся художник, дорвавшийся до административного ресурса. Только этот ресурс появляется - куратор сразу выпадает из демократического поля искусства, становится бюрократом, капитализирующим собственные комплексы за чужой счёт. Таких полно и повседневной жизни - управдомов, украшающих дворы ядовитыми детскими площадками, и чиновных управленцев на худсоветах, распределяющих заказы... Мне все-таки кажется, что я другой куратор.

В вашем творчестве присутствует тема утопии и был отдельный проект "Русская утопия" и проект на биеннале под названием "Станция Утопия"...

Ю.А.: Это два разных проекта. "Русская утопия: депозитарий" - это моя инсталляция на Архитектурной биеннале 1996 года, архив нереализованных проектов русской и советской архитектуры последних 250 лет, представленный то ли как инкубатор, то ли как мавзолей. По возможности для него собирались проекты, у которых вектор устремлённости в будущее сохранился, ведь проекты тоже устаревают, как фильмы, как музыка, как спектакли. Часть инсталляции сейчас экспонируется в Третьяковской галерее. А Станция Утопия это проект Обриста 2003 года, в который была приглашена большая группа художников с плакатами про свои утопии. Был и у меня плакат. Такая массовая, довольно обыкновенная кураторская затея.

Интересно, что многие современные художники сейчас обращаются к советской эстетике. Показалось, что в проекте Русская утопия присутствует определённая ностальгия за тем временем, когда человек верил в техническое совершенство и космос...

Ю.А.: Не знаю, насчёт ностальгии, по крайней мере в формальном смысле в самих шкафах ее не было: они были нарочито спроектированы с такой косиной, будто падают. Как сказали в московском Музее архитектуры: “Вы не спроектировали, а просто срисовали наши шкафы”. Вообще я стараюсь делать вещи, - что кураторские, что свои собственные, основанные  на неком равновесии сил, своего рода качелях. Если баланс возникает, по крайней мере умозрительно, то я работой доволен. Я стараюсь не делать вещей однозначных, так что, если вы нашли у меня ностальгию, то там же поищите и иронию.

Проектирование пространства Мыстецького Арсенала для выставки Василия Ермилова - ваш первый проект в Украине. Чем интересна была работа здесь?

Ю.А.: Здесь дело не столько в художнике, сколько в специфике места. Я много слышал про Арсенал, как его сравнивают с венецианским и, конечно, было интересно здесь поработать. Хотя, на мой взгляд, сравнение поспешное - есть опасность, что ваш арсенал заштукатурят, и тогда от безумно красивого белоглиняного кирпича ничего не останется, да и художественная аура пока не накоплена. Выставка Ермилова, если без лишнего пафоса, выставка не очень большая по материалу и разнообразию, вся почти из экспонатов среднего размера, а при этом нужно было осваивать огромный зал длиной 160 м и площадью 3500 кв.м., и это само по себе непросто. И мне пришлось извиваться между колоннами в одном из нефов, оставив свободным другой, не расплющивая, не размазывая экспозицию, и не жадничая с пространством. Нужно было его концентрировать и при этом вытягивать в длину. Результатом этой простой проектной трансформации стала инсталляция, которая мне самому напоминает  “фанерную живопись” Ермилова и его агитпоезд, а цвета, составленные Алёной Кирцовой очень похожи на те, в которые он сам выкрашивал свои клубы. И при этом выставка разбита жёстко на пять частей: станковые вещи, архитектуру, орнаменты, книги, графику - каждая часть заключена в 40-метровой дуге. Так что есть в выставке, я надеюсь, свойственные художнику пролетарская аскетичность, и конструктивистская чистота, и народная орнаментальность.

 * cura

cūra, ae f.

1) забота, попечение, старание, усилие

2) любознательность, пытливость (c. ingenii humani L)

3) исследование (c. et meditatio T)

 

 

Ася Баздырева