Мария Павленко: «Искусство сегодня – это форма социальной аналитики»

31.05.2012

Маша Павленко - молодая украинская художница, обеспокоенная глобальными экологическими проблемами. Ее последний проект - «Город снега» - урбанистическая сказка, в которой Маша через художественную метафору предлагает людям избрать альтернативный источник энергии. На фоне глобальных проблем Мария исследует также проблемные точки нашего постсоветского локуса - понятия «победы» и «родины», которые давно утратили свой первоначальный смысл, заложенный советской идеологией, но не обрели новый. Однако на пути молодой художницы, богатой творческими замыслами, становится много насущных, материальных проблем - отсутвие достойного художественного образования и выставочного пространства, недостаток финансирования. Мы говорили с Машей о конце света и глобальном эклогическом кризисе, об украинских фондах и больницах, о советском прошлом, о двух киевских академиях - Могилянской и Худжественной, об образовании и задаче художника.

Анна Цыба Маша, ты – выпускница Киево-Могилянской академии, в связи с этим мне очень интересно было бы поговорить с тобой как с художницей и выпускницей этого вуза о ситуации с выставкой «Украинское тело». Однако, в Могилянке нет факультетов художественного образования, почему ты поступила именно туда, ведь, насколько мне известно, ты всегда хотела быть художницей?

Маша Павленко Еще учась в школе, я три года ходила в студию дизайна, на фоне обычных художественных школ довольно продвинутую, поскольку там пытались научить детей творчески мыслить. У меня никогда не складывалось с академизмом – меня просто воротило от этих гипсов и мольбертов. Но при этом я любила рисовать. Мне повезло с этой студией дизайна – мы выполняли творческие задания, а не копирование. Оканчивая школу, я ходила по каким-то живописным факультетам, смотрела, – сейчас я, правда, думаю, что, возможно, мне следовало поступить на архитектуру – и у меня это все какое-то такое отвращение вызывало.

- Ты имеешь в виду живописный факультет Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры? Бытует мнение, что образование в этом вузе плохое – очень узкоспециальное и некачественное. Поэтому ты не стала туда поступать? Каково твое отношение к академии?

- Да, я имею в виду киевскую академию. Я отношусь к ней резко негативно. Очень плохо. Когда я захожу туда, я думаю «боже, ну это же не художники, а они учат других!». То есть на святые для меня вещи в этой академии посягают далеко не святые люди. Вариант поступать в эту академию для меня отпал сразу. Я решила поступать в КИСИ, архитектурный вуз. Пошла на подготовительные курсы, и за полгода, что я туда ходила, я поняла, что ничему там не научусь. А когда я приняла участие в художественной олимпиаде от этих курсов, где победила работа, точно копирующая работы членов комиссии, у меня в целом отпало всякое желание получать художественное образование в Украине – у меня появилось ощущение, что это не имеет ничего общего с тем, чем я хочу заниматься. Поэтому я поступила в Киево-Могилянскую академию – на сегодня самый адекватный вуз в Украине, на факультет информатики. Теперь я ощущаю себя в выигрыше, получив такое образование.

- Как бы ты охарактеризовала образование в Украине в целом, не только художественное?

- Я бы охарактеризовала его, как неадекватное. Любое образование в Украине абсолютно неадекватно. Неадекватно и рынку, и общественной ситуации. Получив достоточно общее образование, выходишь на рынок и понимаешь, что ты ничего не умеешь и никому не нужен. Допустим, ты приходишь в искусство – и начинаешь заново учиться, а художник, окончивший нашу Академию искусств, начинает еще бороться с академическими демонами, заставляющими рисовать соцреализм, которому его научили.

- Мне кажется, ситуация с закрытием выставки «Украинское тело», кроме прочего, характеризирует проблему с образованностью нашего общества. Мы настолько необразованны, что даже ректор национального университета ничего не слышал о современном искусстве. История искусств не входит в программу украинского общего образования.

- Мне кажется, здесь проблема не в образовании. Я считаю, что образование должно быть не общим, а специальным. Просто искусство в Украине очень оторвано от общества. Три украинских куратора, два искусствоведа и пять художников почему-то решили, что вокруг них вертится Земля. А общество и не знает об их существовании. Мы, художники и критики, существуем в своем маленьком комьюнити и между собой самоутверждаемся, что-то друг другу доказываем. Общество же существует отдельно от нас. Это и есть проблема

- Действительно, искусство в Украине оторвано от общества, незнакомо людям в лицо. Чья в этом вина, художников?

- Я считаю, что виноваты, как общество, так и художники. Виновато, с одной стороны, общество, которое не готово понять и принять искусство, с другой стороны, и художники виноваты, проявляя крайний снобизм. Наша художественная комьюнити закрытая и очень снобистская.

- Возвращаясь к вопросу о закрытии выставки «Украинское тело». Что ты думаешь об этом?

- Есть ситуация ежедневного выживания Могилянки под атаками Министерства Образования. Ежедневно тому же Квиту нужно решать насущные вопросы: сегодня у Могилянки забирают общежитие, завтра еще что-то забирают. С «Украинским телом» Квит «вляпался», он неадекватно себя повел, абсолютно. Но мне кажется, что художникам и кураторам выставки не стоило создавать информационный бум из солидарности с Могилянкой, поскольку на фоне полного отсутствия в СМИ критики других вузов, повальная критика Могилянки является несправедливой. На территории НАОМА – художественной академии - и подавно нет галереи современного искусства, там цартсвует совдеп. А большинство левых художников, выставляющихся в Центре визуальной культуры в Могилянке, в свою alma mater – НАОМА - даже нос не показывают. Они прессингуют Могилянку, но не критикуют НАОМА. Это неадекватная позиция, и меня, как и многих других выпускников Могилянки, это возмущает. Пусть Могилянка сейчас не идеальна, но она несравненно, просто несравненно лучше всех украинских вузов.

- Как выпускнице, тебе не обидно, что сегодня Могилянка стремительно деградирует в направлении других украинских вузов, закрывает свой исследовательский центр? А как художницу, тебя не возмущает, что административно была закрыта выставка?

- Центр визуальной культуры возник именно в силу прогрессивности и либеральности Могилянки. Вначале свободу в Могилянке создали, потом ее начали урезать. Но в других вузах ее никогда не существовало и не существует! Это нужно понимать. Я не считаю, что ситуация с «Украинским телом» правильная, но я считаю, что в первую очередь нужно говорить о том, что в Академии искусств никогда не открылось бы ничего подобного. Там ничего не дадут сделать – но левым художникам на это наплевать. Я бы перешла от часного к общему – я бы говорила об образовании в Украине в целом, о проблемах образования в Украине. Я бы говорила о ситуации с проблемой художественного образования в Украине. Сейчас происходит смещение акцентов – что в на уровне общего все идеально, а на уровне частного, Могилянки – позор. В тоже время я прекрасно понимаю ребят, закрытие выставки – это действительно очень обидно. Но мне кажется, им стоило бы ее переоткрыть в Интернете, а потом прислать Квиту линк со словами, мол «Сергей Миронович, видите, в чем проблема, в современном мире вы не можете закрыть что-нибудь».

- Для многих художников Центр визуальной культуры был единственной приемлемой площадкой, где они могли выставляться. В Украине существует серьезная проблема с выставочным пространством, и если бы исчез Центр визуальной культуры – не беря во внимание его научной, исследовательской деятельности – исчезла бы очень важная, значимая выставочная площадка. Где ты, молодая украинская художница, выставляешься? Как на тебе сказывается этот кризис с выставочным пространством?

- С этим действительно проблема. Я очень разочарована в нашей локальной ситуации. К тому же у нас в сфере искусства вообще нет каких-то адекватных денег. Для художника вариант получить финансовую поддержку для своего проекта – это постоянные одолжения и унижения.

- А фондовая поддержка?

– Для своего проекта «Город снега» я брала деньги у фонда Рината Ахметова. Однако теперь после ситуации с Андреевским спуском, брать у них деньги трудно. А больше у нас и нет фондов. Разве что Бёлль, который дает очень мало. У нас, по сути, нет ресурсов.

Выставка «Город снега» в Малой галерее Мыстецкого Арсенала

- Ты принципиально не подаешь заявки на участие в Премии PinchukArtCentre и Future Generation Art Prize. Ты даже написала по этому поводу открытое письмо. В чем дело?

- Я написала открытое письмо генеральному директору PinchukArtCentre Экхарду Шнайдеру и арт-менеджеру Бйорну Гельдхофу, где обещала, что не буду с ними работать, и я пока свое слово держу. Во время прошлогоднего PinchukArtPrize они собрали заявки, а незадолго до дедлайна написали в рассылку, что «мы наконец-то отобрали комиссию». Соответственно вопрос – успеет ли эта комиссия за оставшуюся неделю просмотреть тысячу, или даже больше заявок? То есть заявки, которые были поданы, были обработаны меньше чем за неделю и был опубликован список участников, который на 60 процентов дублировал список участников позапрошлого года. То есть, для меня очевидно, что проекты не рассматривались, а просто из подававшихся были выбраны уже известный имена.

- О чем, как ты считаешь, должен говорить современный художник? О чем ты говоришь в своем искусстве? Складывается впечатление, что ты в первую очередь урбанистка, ведь город– один из твоих основных объектов.

- Мы общались на эту тему с Аней Ландиховой и пришли к тому, что у каждого свой город. Я адресую свое творчество жителям городов, которых сегодня большинство на планете, тем, с кем пребываю в одном пространстве. Я говорю со зрителем через некие визуальные элементы, которые присутствуют в городе. Я бы сказала, что город – это не тема моего творчества. Город – это язык, визуальный язык.

- А какие основные темы твоего творчества?

- Я очень не люблю термин «социально-критическое искусство». Я считаю его неточным, из-за элемента «критичность», который меня не устраивает. Мне кажется, что если ты критикуешь, ты претендуешь на то, что можешь предложить нечто лучшее. Мне больше по душе понятие «аналитика». Я считаю, что искусство сегодня – это форма социальной аналитики. Именно такой термин я бы использовала.

И, в связи с этим, функция художника как социального аналитика – это пребывание в социуме и анализ неких процессов, которые в нем происходят, некий консалтинг, посредством произведений, акций аналитика.

- То есть ты предлагаешь акции?

- Да. Посредством искусства художник говорит, как нужно жить, а уже общество решает, жить ему так или нет, общество, в зависимости от своего уровня развития берет что-то от искусства, имплементирует, а что-то из этого остается забытым, висит просто как некие такие утопические картинки на стене. Сегодня художник как никогда углублен в общество. Он занимается социальной аналитикой. Сегодня художник должен пребывать в обществе, собственно, генерировать какие-то предложения, акции для общества: «давайте жить лучше, давайте думать о голодных детях, давайте будем делать вот так».

- А какие акции ты предлагаешь?

- Конкретно, мой проект «Город снега» – это было предложение подумать об энергетической ситуации, в которой сегодня пребывает мир.

Выставка «Города снега» в Малой галерее Мыстецкого Арсенала

- Это экологический проект?

- Да. Это экологически-энергетический проект. Это антиутопия. Это проигрывание неких негативных сценариев, неких возможных финалов, к которым эти сценарии могут привести. Это некая сказка, рассказанная на урбанистическом языке, о той ситуации, в которой мы сегодня пребываем. Я долго думала на эту тему и пришла к выводу, что практически все вопросы сегодня в мире завязаны на вопросах энергетики и энергетических ресурсов, их владении и распределении. Но главное – проблема ограниченности этих ресурсов и неизвестности нашего будущего через двадцать-тридцать лет.

Абсолютно интуитивно я вышла на эту тему, но затем начала ее исследовать, заходить на сайты таких компаний-гигантов как British Petroleum, просматривать разные презентации. Все они в тупике – не знают, что делать через двадцать лет, поскольку человечество может выбросить в атмосферу какое-то определенное количество отходов – это называется эмиссия CO2 – а дальше настанет кризис. Эмиссия СО2 растет. Ресурсы истощаются. На этих сайтах представлена элементарная статистика, которая просто просчитывает, сколько людей через 20-30 будет потреблять энергию, в каком количестве и что в связи с этим цифра СО2 будет критической. Далее следует знак вопроса, у British Petroleum это называется «zone of uncertainty» – зона неопределенности, в которой мы окажемся. Грубо говоря, мы рассуждаем на философские темы, политические, а сами сидим на пороховой бочке, и не знаем что с этим делать.

- Как аналитик какой ты предлагаешь solution?

- Я могу только предположить как аналитик. Я говорю, что все, что нам остается – это искать некие новые источники энергии, не задействованные. И как художница я придумываю некую метафору со снегом.

- Ты не жалеешь, что ты вот в этом случае не эколог, и не можешь предложить конкретного решения?

- Я та кто есть, и все же предложила свое видение, на том уровне, на котором я могу. Я предлагаю свою художественную модель, которая может быть провальной, но может и сработать. Я привлекаю внимание общества к этой проблеме.

Выставка «Города снега» в Малой галерее Мыстецкого Арсенала

- У тебя высокая миссия.

- Мне кажется, это адекватная позиция художника. Получив в некой мере техническое образовании, я обрела конкретику. Я вижу не символические проблемы, а конкретные: ресурсы на планете заканчиваются, а люди каждый день заправляют свои машины и ни о чем не задумываются. Я изучала существующие альтернативные источники энергии, и, честно говоря, реальных перспектив особо не увидела. Чисто случайно я нашла информацию про такое вещество как гидрат метана. Эта субстанция выглядит как грязный снег, но на самом деле это газ метан, соединенный с водой. Из него сейчас пытаются добывать энергию, и он в очень большом количестве присутствует на земле.

- А где он находится?

- На дне океанов, в вечной мерзлоте. Компания Shell пытается разработать выработку энергии из гидрата метана. Сейчас это звучит странно, но в свое время люди не знали, что можно добывать из нефти. Мне кажется, что вот эта тема энергии, электроэнергии – это тема, которая будет определять вообще строение, разделение мира в ближайшее время. Обо всем этом и идет речь в моем проекте «Город снега».

Выставка «Города снега» в Малой галерее Мыстецкого Арсенала

- Ты и дальше будешь работать с этой темой? «Город снега» – это целый цикл, ты будешь его продолжать? Какие у тебя творческие планы?

- Я планирую продолжать «Город снега», но кроме этого у меня есть несколько других незавершенных проектов, которые я хочу реализовать. Они ближе к теме идентичности, нашего локального контекста, в отличие от глобально ориентированного «Города снега». Меня интересуют такие базовые для нашего контекста понятия как «родина» и «победа». С моей точки зрения, они нуждаются в некоем расчленении, переосмыслении.

Работа из серии «Родина» (Балтийское море): «Фрагменты киевской скульптуры Родина-мать, разбросанные по территориям бывших советских республик, воссоздают картину распада мифа о Большой Родине»

Работа из серии «Родина» (Узбекистан)

Работая с концептом Родины, я использую монумент Родина-мать, который заведомо является метафорой, неким embodiment этого понятия - Родина. Я разбиваю этот монумент на части и разбрасываю по территориям бывших советских республик. Это некая метафора, ситуации, в которой пребывает постсоветское пространство. Мы находимся в ситуации, когда нам нужно понять, что вообще означает понятие «Родина».

Работа из серии «Родина» (Кавказ)

Работа из серии «Родина» (Узбекистан)

- Какой смысл ты вкладываешь в это понятие – позитивный или негативный?

- Я не понимаю, что это такое – «Родина». Это проблематичное понятие для нашего региона, с которым мы должны разобраться. Точно также понятие «победы». Понятия «Родины» и «победы» были ключевыми, фундаментальными идеологическими кирпичами Советского Союза.

Работа из серии «Победа»

Для проекта «Победа» я фотографирую День Победы. Это очень интересно – за нами до сих пор волочится какой-то исторический шлейф, который будет волочиться еще очень долго. На нас свалилось это из прошлого и мы не понимаем, что это такое. В данном случае я анализирую, но я анализирую не социум, а историю. Я работаю с историей, с прошлым, пытаюсь понять, что было. Я пытаюсь создать некую более правдивую историю этой победы, или рассказать свою историю, свое видение воображаемого прошлого. В моем понимании эта «победа» является условной. По сути, речь идет о масштабной трагедии. Я практически всегда фотографирую цветы на 9 мая. И, когда я вижу все эти цветы, разбросанные 9 мая в большом количестве на земле, я думаю о похоронах.

Работа из серии «Победа»

Когда по всей стране в один день все забрасывается цветами, это действительно рассказывает больше о трагедии, теряется парадный пафос. Мне кажется, эти цветы больше рассказывают о том, что случилось на самом деле. Я провожу некую аналогию между этими цветами, разбросанными и умершими, и между судьбами погибших людей. Это история не о победе, а об утрате. А еще есть люди, которые воевали, а затем были репрессированы, они не надевают орденов, не выходят на парад, потому что для них это большая трагедия.

Работа из серии «Победа»

- У тбе также есть незавершенный проект «Больница».

- Да. Когда я оказываюсь в постсоветской больнице, мне становится так же жутко, как становилось в детстве, когда я смотрела в колодец, в котором, как мне говорили родители, жило чудовище. (смеется)

Работа из серии «Больница»

Это серия снимков больниц, погружающая зрителя в состояния, которые переживают пациенты больниц: боль, печаль, отчаяние, меланхолия, состояние сознания, измененное действием медикаментозных препаратов, размытость реальности. Образы серии пронизаны эстетикой постсоветских больниц.