Беседа с Пелькиной Л. А., ст.научным сотрудником Музея русского искусство (1979 г.)

 

Ящики для помещения работ достать невозможно. Запаковали в ящики с прорехами, обложили дерматином. Поместили все подлинники, работали день и ночь. Многих экскурсоводов забрали на фронт, жёны военных уехали, мало кого осталось. В каждую рамочку вложили литографию, музей казался нетронутым. (Этим спасли музей).

 

Ждали эвакуационного билета, ходили на эвакопункт на вокзале. В это время грузили собак, пианино, фикусы, а музеям места не давали.

 

Домой ко мне пришёл человек из органов: – Вы должны явиться в Наркомпрос. (В связи с ликвидацией музея – уволена). – Вы мобилизованы. Зам. Наркома – Лобер Дмитрий Евдокимович; Нарком – Бухало. Все они потом удрали в Харьков. Лобер пришёл проверить концы: – Вы можете узнать ящики, в которые паковали экспонаты? Они стоят на пристани. Беспокоюсь за сохранность. Проверьте, всё ли в порядке.

 

Музей русского искусства сегодня

 

6 дней лил дождь.

 

Пропуск проверили. На пристани машины с раненными, мешки с почтой…Среди массы вещей охранники нашли ящики с синим дерматином. Лобер: – Вы должны их отправить баржой. – Этого делать нельзя – бомбят Днепр. Присоединил директора Пединститута (?).

 

Акварели и офорты промокли. Куда отправлять – адрес неизвестен. Вдруг утопят такие ценности, пропадёт весь музей. Надо возвращать. – На Вас лежит большая ответственность за сохранность. Лобер согласился.

 

Комендант пристани дал подводу, погрузили ящики и привезли в музей. В музее только сторожа, старенькие смотрительницы и гардеробщики.

 

Требование создать комиссию для открытия. Лобер дал бухгалтера Любченко М. В., Шмулевич В. В. – библиограф Шевченковского музея, Московченко, Шевчук из музея укр. Искусства.

 

Приказ № 765

 

Від 20 липня 1941 року.

 

«Затвердити т.в.о. директора Державного Центрального музею Т.Г. Шевченка тов.. Кулешову л.а.

 

ЗАСТУПНИК  Нар.Комис.Осв. Д.Лобер.

 

Секр.. Сушко».

 

Распаковали 7 ящиков за 3-4 дня – работы влажные, в испарине. Просушили, не покоробились. Чуть тронуты портреты - Жуковского кисти  Брюллова. Сделали списки в трёх экземплярах.

 

В доме Шевченко – отлитая посмертная маска, красная китайка, в которой его несли в Канев, сорочка, вышитая сестрой Екатериной, кисти. Ходили 2 дня по ж.д. товарной станции, чтобы отправить экспонаты (вещи Шевченко) – никто не принимает, гоняют туда-сюда: – Это ерунда, есть дела поважнее. – Помогли ж.д. рабочие. – Ладно, забирайте пол-вагона с детской библиотекой.

 

Приказ эвакуировть металл: бронза, люстра, часы, канделябры, бра (как стратегический материал) на следующее утро. Живопись  не важна – тряпки. Ящики прибыли из органов – очень плохие. Люстры развинчивали на детали. Не спали. К 6-ти утра всё было готово.

 

Карл Брюллов. Портрет Жуковского. Здесь и далее – работы из коллекции музея

 

Пришёл Затенацкий Я. П., в. и. о. Шевченковского музея. – Вы уже директриса. Я буду сопровождать, но дайте 3 билета – мне, жене, дочери, если вы мне доверяете. – Упросили Лобера  дать.

 

При погрузке последние деньги пошли рабочим на пиво. Помог Шевчук, рыжий, из Украинского музея – нанял лебёдку. Люстра рухнула, пробила пол. По прибытии Затенацкий сообщил, что всё прибыло благополучно.

 

В Марининском парке расположился украинский полк, солдаты охотно ходять в музей. Он открыт только для военных. Музейщикам дали доверенность, в банке, выписали счет. – Нанимайте людей. – Пришла Середа Елиз. Емельяновна: – Може, мене приймете? Взяли старушек-смотрителей, переквалифицировали в экскурсоводов (всего – 7 человек). Когда военные смотрели, возникал патриотизм. Работали под бомбами.

 

«Борис и Глеб» (середина ХІІІ в.)

 

17 сентября 1941г. разносили деньги. Дружинники в панике снимали значки. Выступал Корнейчук: – Киев будет наш! Регулярная армия отошла. – Вы оставлены, – сказал Белов (?), высокий, бритый, - мы будем далеко отступать, но вернёмся.

 

19 сентября немцы вошли тихо, шли по б. Шевченко парадным маршем, раздавали детям конфеты.

 

Немцы хотят видеть директора музея. Они уже заняли дворец, кроме кабинета директора. Входит полный немец, с ним два адъютанта. Гардеробщица, княгиня, указала немцам путь. Она оказалась знакомой, ей отдали честь. Проф. Кох (брат нрзб), в военной форме, очень вежлив, говорит на чистом украинском языке. Бюсту Шевченко отдал честь, Ленину отдал честь! – Мы знаем, кто для Украины Шевченко. Даю слово, что всё останется на месте. –  В актовом зале – бюсты членов Политбюро, скульптура Сталина. – Уберите! Затем решили оставить. Мария Фёдоровна: – Посмотрите экспозицию. После пьянки расстреляли бюсты и Сталина. Гипс снесли в траншеи вокруг двора.

 

В. Борровиковский. Портрет М. Репнина-Волконского (1806)

 

Приезжает штаб: – Подыскивайте помещение. Вы подчиняетесь городской управе, деньги берите из управы на углу Владимирской и б. Шевченко. Дали музей Ленина, эвакуированный полностью.

 

Зимой на детских саночках  перевозили витрины, иллюстрации Шевченко, советских графиков, ковры.

 

Немцы стали посещать музей, думая, что это оригиналы. Особенно нравилась мебель, ковры забрали. Пошла в комендатуру – пожаловалась, нужна бумажка об изъятии. Объяснили, что взяты временно для казино. Возврата не было.

 

И. Айвазовский. «Буря» (1872)

 

Во время взрыва мостов (подпольщиками?) народ наблюдал у Купеческого клуба. Немец выхватил пистолет –  век! пусть не смотрят! На Прорезной в лавке сапожника сидел еврей. От подозрения спасся, назвав себя нацменом, армянином.

 

Студентки жили на чердаке (?). Управдом выгнал на улицу. Пили воду с глиной из колодцев возле университета. Руки потрескались от ледяной воды.

 

Мародёрство. Участились расстрелы на месте.

 

В худшколу, где исторический музей, свозили два месяца гутное стекло, хрусталь, заводские вышивки, ковры, фарфор Миклашевский, Барановский – забрали в Германию. Было масса боя.

 

М. Врубель. «Девочка на фоне персидского ковра» (1886) 

 

 

Деньги надо брать в управе. Первого голову немцы расстреляли. Второй (Волконовский?):  – Грошей немає. – Стала на колени. – Ладно, подумаем. 

 

В управе работала машинисткой жена партизана.

 

Биржевая карточка – открылась кав’ярня. Уехала к родителям (?).

 

История с Затенацким: – Это подсудное дело. – Вы будете с ним судиться.

 

 

Беседа с Овчинниковой Р. Г. (1979 г.)

Овчинников Вас. Фёд. – рабочий из Дзержинска. Директор музея (Ханенко) с 1936 года. С Л. Первомайским должны были ехать на фронт (группа писателей и художников). Задержался из-за эвакуации музея. Был мобилизован. Довезли до Днепропетровска и отпустили. Р.Г. лодкой выехала к родителям в Днепродзержинск. (Начальники отправились с фикусами, домработницами на спецсоставах, оставляя предполагаемых подпольщиков). В. Ф. оказался на фронте добровольцем. Художник агитпоезда. Ещё Отрощенко, Кнюх. Ездил  по рэвакуации в Бухарест.

 

3 служительницы, которые служили ещё при Ханенко.

 

Музей Богдана и Варвары Ханенко

 

ххххххх

 

Музей Б. и В. Ханенко находится на Терещенковской (б. Чудновского, Репина) №15. Я прожил в №17 с 1944 года сорок пять лет, имея уникальную возможность наблюдать воочию жизнь сотрудников музея.

 

В первые годы после войны с жильём было худо, и семья Овчинниковых жила во флигеле во дворе, примыкавшем тыльной стороной к литерным строениям во дворе №17.

 

Василий Фёдорович, пасмурный, с седой всклокоченной гривой волос, с постоянной папиросой во рту, вызывал у меня чувство уважения и опасности. Какое-то неблагополучие было в его судьбе, хмарь ущербности и вины окутывала его природу. В молодые возрасты он активным комсомольцем вел борьбу с буржуазными тенденциями в ИЗО, крушил формалистов, – Ермилова, Малевича и пр., – но, видно, сам подхватил бациллу авангардизма и был в чём-то неугоден начальству. Преподаватель рисунка, скульптор Ульянов, говорил нам, студентам архфака КИСИ, что творчество Овчинникова изуродовано вредными влияниями, и он до сих пор не может отделаться от этой пагубы. В 1968 году в музее была организована выставка Абрагама Маневича, включая американский период, что было немыслимо в те годы. Значит, микроб всё-таки паразитировал в здоровых кишках соцреализма.

 

Я видел, как зачинался его великий и героический труд в монументальном искусстве на стенах строений музея и стене 13-го номера. Увлечённый идеями Ороско, Рибейры, Сикейроса, Овчинников на протяжении ряда лет создал несколько монументальных панно, многоцветную радугу, работая днём и ночью, стирая пальцы о цемент, получая инфаркты. Я думаю, это была сатисфакция в некотором роде бонзам официального искусства. Деньгами помогал поэт Леонид Первомайский.

 

Память об Овчинникове увековечена на стенах. Каждый может зайти во двор 17-го номера и увидеть результаты его вдохновенного труда.

 

Иллюстрации: wikipedia.org, archive.ru, nearyou.ru, webstarco.narod.ru, wikipedia.org, perekop.info, biblioclub.ru, infoportal.kiev.ua, znaika-club.com.ua, liveinternet.ru, chicherone.com