Недостаточно высокий уровень квалификации управленческих кадров – одна из основных проблем в сфере отечественной культуры. Украинское искусство, в котором традиционные механизмы работы со зрителем и покупателем не работают, оказывается обителью недипломированных и некомпетентных специалистов пиара, менеджмента и маркетинга, в результате чего общественность отказывается понимать демонстрируемое, а состоятельные коллекционеры устремляют взор в сторону западных предметов искусства. Но, благо, все чаще случаются исключения.

 

После окончания колледжа Christie's арт-менеджер и эксперт в области современного искусства и искусства XX века Катя Тейлор вернулась в Украину, где стала наглядным примером руководителя проектов в области современной культуры. Ведущая программы «Искусственный интеллект» на радио «Аристократы» и дипломированный эксперт рассказала ART UKRAINE о своем поле деятельности, аукционной системе в Британии и Украине, а также о Платформе для современного искусства (_PCA) и креативном пространстве Port, организованным совместно с ее партнером – Владимиром Кадыгробом.

 

Платформа для современного искусства, ранее называвшаяся Kadygrob&Taylor Art Projects, основана 7 лет назад. Расскажите, как она трансформировалась и какие изменения претерпела за это время?

Все началось с организации творческого тандема между мной и Володей. Спустя 2 месяца мы сделали первую выставку художников Александры Чичкан и Алины Пивненко в здании недостроенного магазина, и поняли, что это интересно не только нам, но и более широкому кругу людей. С этого все и началось.  С тех пор Платформа для современного искусства (_PCA) не просто трансформировалась. Скорее, можно сказать, что со временем произошла диверсификация деятельности. Сначала появилась некоммерческая институция _PCA, которая занимается исключительно проектами современного искусства, развитием и поддержкой киевской художественной сцены, популяризацией украинского искусства за пределами Украины. Затем, чтобы поддерживать (_PCA) было создано агентство Art Management. Это своего  рода ивент-менеджмент  в сфере культуры, который делает все: от коллабораций с брендами вроде Helen Marlen и разработок корпоративных образовательных программ до организаций  социально-значимых событий (выставка, посвященная участию Украины в ООН в главном офисе организации в Нью-Йорке в октябре, а также выставки «Присутствие» и «Сила непокорных» на Михайловской площади). Третьим направлением стало открытие креативного пространства Port как места для реализации творческих идей и проведения культурных мероприятий.

 

Вас часто представляют по-разному. Так какая из регалий ваша: арт-менеджер, консультант или куратор?

Я не куратор и не консультант. Скажем, поле моей экспертизы выходит за рамки консультации по вопросам современного искусства. Я действительно дипломированный специалист по современному искусству и искусству ХХ века. Но плюс к этому есть мой семилетний опыт как человека, который реализовывал проекты разных форматов и масштабов. Так что предположу, что я, скорее, арт-менеджер.

 

Монтаж работы Жауме Пленса на фестивале современной скульптуры

 

Хочу заметить, что читательская аудитория ART UKRAINE – не только профессионалы в сфере изобразительного искусства. Есть большое количество людей, просто пытающихся разобраться в визуальном искусстве, чтобы стать сознательными зрителями. Могли бы вы сделать сравнительную характеристику профессий арт-менеджера, куратора, консультанта. И что конкретно входит в ваш круг обязанностей?

Куратор занимается идеологической частью проекта, формированием концепции, поиском художников. Однажды я спросила у своей коллеги, – куратора Йоркширского парка скульптуры Хелен Фиби, – что подразумевает под собой должность куратора, и она ответила, что помимо концепции, занимается инсталляцией, логистикой, переговорами с партнерами, поиском финансирования. В идеале эти задачи лежат на плечах арт-менеджера. А еще он контролирует и координирует весь процесс. Консультант, в свою очередь, это как психоаналитик. Он ничего с вами не делает, только дает советы, и вы ему за это платите.

 

Мы, увы, не живем в идеальном мире, поэтому иногда приходится заниматься всем. Но сейчас у нас отличная команда: каждый из людей курирует отдельное направление деятельности, а когда мы работаем над проектом, то распределяем роли в зависимости от способностей и талантов. Я, например, после проведения скульптурного фестиваля в ботаническом саду могу хорошо класть искусственный газон. Обращайтесь (смеется).

Сложно представить, как творческим процессом можно управлять. Художники, как правило, не выносят давления и контроля.

Творчество заканчивается тогда, когда вы подписываете с художником контракт на участие в выставке. Потом начинаются такие же процессы, как и в любом деле: тайминги, дедлайны, обязательства перед партнерами, отчетность.

 

Наверняка человек обращается к эксперту перед покупкой предмета искусства. То есть, арт-консультант – посредник между коллекционером и рынком?

Не обязательно. Это может быть консультация без покупки. Арт-консультант не всегда работает в этом смысле как дилер. Он дает рекомендации независимо от того, чем закончится беседа. Я могу дать консультацию, но, как правило, не беру за это деньги с людей, так как зачастую они уже являются моими клиентами по каким-то другим проектам.

 

Выставка Маши Шубиной «Lost&Found»

 

Как обычно происходит процесс управления?

Моя задача как менеджера в том, чтобы найти (или придумать) хороший проект, который еще не был реализован, и понять, как и почему он может быть интересен и важен для общества. Далее – привлечь команду организационную и творческую, организовать всех участников процесса.

 

Художники, будучи вовлечены в это, являются главными действующими лицами, создавая уникальный продукт. Они могут рассчитывать на гонорары?

Лично я за то, что художники всегда должны получать деньги за работу, которую делают. Но довольно часто сталкиваюсь с обратным. По какой-то загадочной для меня причине люди из сферы бизнеса и государственного управления считают, что художники будут счастливы сделать для них что-то бесплатно – за PR и промо. Это смешно. На Западе за такие предложения вас вычеркивают из телефонной книги. Поэтому, каждый раз, когда нам поступают предложения, я настаиваю, чтобы гонорары для художников, – даже при самом минимальном бюджете, – были учтены. Исключение – благотворительные проекты.

 

После окончания Christie's вы были направлены на практику в аукционный дом. Наверняка за много лет в сфере отечественного искусства вы сталкивались и с украинскими аукционными домами. Как работает эта система у нас по сравнению с Великобританией? Наверное, там все более отлажено и совершенно? Если да, то почему?

Разумеется, но в этом нельзя винить только наших деятелей. Аукционное дело началось в Великобритании более 250 лет назад. Там почти одновременно появились два аукционных дома: Sotheby’s (1744) и Christie’s (1766), которые тут же начали конкурировать между собой, а у нас эта система зародилась около 20 лет назад. Во-вторых, аукционным делом в Британии с самого начала управляли потомственные антиквары, передавая свои навыки сотни лет. У нас, к сожалению, еще нет школы передачи этой профессии, т. к. выросло всего одно поколение. Я хорошо знаю владельцев аукционных домов в Киеве («Корнерс», «Золотое сечение», «Дукат»). Они делают большие шаги с точки зрения формирования рынка искусства. Но есть процессы, от которых мы все зависимы.

 

Коллаборация ELENAREVA с Ладой Наконечной

 

В одном из предыдущих интервью вы говорили, что в Великобритании, даже получив хорошее образование, можно долго засидеться на крохотной должности клерка. У нас процесс профессионального роста происходит в десятки раз быстрее. Можно ли сказать, что в Украине к кадрам культуры и искусства относятся менее требовательно?

На Западе есть сформированный рынок и высокая конкуренция, есть понимание, что культура и искусство – важный сектор для формирования экономики в том числе. Это понятно и для аристократии, и для интеллигенции, и для бизнеса, и для государства. Когда есть глобальная культурная стратегия, начинают рождаться институты, которые развивают эту экосистему. А у нас все наоборот – институты возникают вопреки системе. Поэтому нам всем приходится непросто.

 

Какое качество образования в Лондоне и чем оно отличается от отечественного?

Там мы не тратили время на знания, которые уже не актуальны. Мой курс длился чуть больше года, но он был очень насыщенный. По 4-5 часов в день мы учили теорию: искусство ХХ века, современную философию и культурологию, культурный менеджмент. До момента получения диплома пришлось пройти колоссальное количество тестов, просмотреть тысячи произведений. Вторая половина дня всегда была интенсивным практическим курсом. В 2008 году в Лондоне было 2 тысячи галерей современного искусства (и это не считая остальных направленностей) плюс музеи и другие выставочные пространства. В этом отношении Christie's – моя Мекка: с его окончанием приобретаешь набор знаний, применимых для ведения арт-бизнеса и понимание своего места в культурном поле.

 

Проект публичного искусства совместсно с Helen Marlen

 

Язык искусства очень специфический. Как вам удалось быстро перестроиться и начать его понимать?

Когда я приехала в Англию, мой английский был выше среднего, но все-таки недостаточно хорош для Бодрияра и Розалинды Краусс. Первые несколько месяцев я просто записывала лекции на диктофон, а потом их расшифровывала. Книги приходилось перечитывать не один раз (как англичане) и не два (как французы), а по четыре раза одну статью. Это занимало уйму времени, но на каком-то этапе все перестало иметь значение: ты просто втягиваешься и начинаешь понимать, пусть и ценой бессонных ночей.

 

Сейчас вы являетесь ведущей передачи «Искусственный интеллект», которая выходит на радио «Аристократы». Ваша передача элитарна? Готовы ли слушатели к таким экспериментам? Какие цели вы ставили перед собой, соглашаясь вести данную программу?

Общество никогда не будет настроено на перемены. Каждый раз, когда начинаешь что-то новое, нужно быть готовым, что тебя не поймут. Будут люди, которые «за», но их всегда меньшинство.

 

Я не посягаю на элитарный сегмент и минимум говорю об арт-рынке и ценах на произведения, больше – о связи искусства и общества, о том, что художники не витают в облаках, а скорее остро реагируют на социальные и политические изменения. Да, иногда эти работы выглядят странно. Но идея в том, что работать с произведением должен не только художник, но и зритель. Учитесь понимать язык искусства по книгам, программам на YouTube, по радио.

 

Каждый мой эфир слушает 6-7 тысяч человек. К тому же, я приглашаю интересных людей, специалистов в области искусства, которые со знанием дела могут объяснить, почему современное искусство перестало быть красивым, как оно связано с войнами в ХХ веке, Холокостом, Великой депрессией. Задача программы: построить мост между зрителем и искусством. Показать, что это – не метафизическое знание, а реакция на события, происходящие в мире.

 

Расскажите о текущих проектах, которые вы намерены реализовать в скором времени?

В феврале  2016 года мы открываем фотовыставку Саши Маслова в арт-пространстве Port. Маслов – американский фотограф украинского происхождения, который на протяжении 5 лет ездил по странам и записал более 100 историй ветеранов Второй мировой войны. Он сделал их портреты,  22 из которых мы хотим показать вместе с видеоматериалами. Выставка будет проходить в Киеве 3 недели, также сейчас мы ведем переговоры и с другими городами (Одесса, Львов, Харьков). Еще один наш проект стартует в январе 2016 и называется Port art studio. На протяжении 12 месяцев мы примем 8 художников, каждый из которых будет работать в предоставленной нами бесплатной студии. По итогам 1,5 месяцев авторы представят свои проекты публике. А прямо сейчас мы делаем выставку Алексея Кондакова – ироничный и красивый проект. Он вписал героев классических библейских сюжетов в наши реалии. Проект облетел весь виртуальный мир, о нем написали все (от CNN до The Independent), но он никогда не был толком реализован.

 

Работа Жанны Кадыровой. Выставка Through maidan and Beyond в Museum Quartier в Вене

 

Как быть городам периферии, в которых культурных инициатив практически не случается. Как, на ваш взгляд, можно изменить такое положение дел?

Предположу, что нужно возить в регионы проекты и выставки, проходящие в столице и больших городах. Вот мы повезем выставку Маслова. Вообще, культурные проекты в Украине – это заслуга активистов. Поэтому, если не все пассионарии переехали из регионов в столицу, и им нужна помощь – они могут обращаться к нам, и мы, как минимум, сможем помочь им советами, рекомендациями и передадим опыт.

 

И в завершении. Вы – эксперт в современном искусстве, руководитель множества художественных инициатив. Не возникает ли желание примерить «сорочку» куратора? Сейчас это массовая истерия. Каждый менеджер, художник и даже спонсор хочет попробовать себя в этой ипостаси.

На самом деле в этом нет ничего страшного, если отнестись к такому опыту как к творческому эксперименту. Фигура куратора в мировом художественном процессе стала важной примерно в 1990-х, так что «истерия» была скорее тогда. И многие художники стали пробовать курировать выставки. А потом и вовсе все перемешалось: художники стали активистами, кураторы – художниками и т. д. Я считаю так: то, что ты умеешь делать лучше всего, более всего достойно быть сделанным. Поэтому предпочитаю оставаться арт-менеджером.

 

Заглавное фото: buro247.com

 

***

 

Об авторе

 

Роксана Рублевская – арт-журналист, дипломированный киновед, постоянный автор ART UKRAINE.