В работе «Исход» художницы Алины Максименко свет становится иллюзией движения, тени не предуганы, не механичны, пространство экспозиции участвует в оживлении,  а зритель анимирует пространство фактом своего нахождения в нем.

 

Исследовательский проект «Анимация в художественных практиках Украины ХХ-ХХІ ст.» основан на изучении применения, преобразования и переосмысления анимации, оптики, кинетики украинскими художниками. Инициатор исследования – художница и искусствовед Виктория Перевозникова.

 

 

Виктория: В одном из интервью, Вы отметили работу «Исход» как видеоинсталляцию, по сути,  являющуюся монохромной живописью. Я же читаю ее как абсолютное «движущееся» изображение. Вы как художник рассматривали «Исход» как «ожившее» изображение, анимационный продукт?

 

Алина: Здесь правильнее подойдет определение смешанная техника. Чтобы, скажем, говоря о моей работе «Исход», не делить ее на видео и объекты. Важным элементом является видео, свет проектора – просто свет. Проводя параллель с живописью,  думаю,  я говорила о свете. О том, что свет звучит, ведет и играет очень важную роль в этой работе. Я, как живописец, понимаю, что мыслю светом и цветом. Какой-то очень важный щелчок в работе появляется вместе со светом. И, работая с другим материалом, я все равно им руководствуюсь. Для меня притягателен семнадцатый век,(каким я его себе представляю), когда свет в живописи начал жить самостоятельной жизнью, когда свету удалось отчасти преодолеть даже диктат формы, когда пространство взрывалось белыми всплесками света, звучало теневыми провалами, когда форма, плавясь в свете, уже не играла первую скрипку, и вещи появлялись, восходя в свет. Я стараюсь находить вещи, ситуации с похожим звучанием. При подобном освещении  в моем пространстве, где-то между объектами, жизнь будто возникает из этого света. В работе «Исход» действие не очерчено прямолинейно, - вот вы видите тени, замечаете, что они движутся, что-то видите явно, а что-то домысливаете. Мне нравится идея (из времен того самого революционного в отношении света в живописи семнадцатого века) очага, единого источника света, освещающего этот мир. Вокруг этого очага что-то происходит, этот свет  -  оживляет, рождает движение, дарит иллюзию движения. Описывая это движение, скажу - возможно, оно возникает из… теней – они появляются, движутся? Но нет, скорее, в глазах зрителя, когда у вас появляется ваше собственное изображение, впечатление от работы, когда ваш взгляд движется от света к тени, когда вы что-то выискиваете в полутонах. Смею предположить, что появление такого образа, (если оно случается), - это движение моего зрителя от тени к свету. Да, свет одухотворяет, оживляет.

 

Кто Ваш зритель? Насколько он необходим? Для кого и через кого вы говорите?

 

Здесь можно сослаться на книгу Ильи Кабакова «Тотальная инсталляция». Работа оживает с появлением зрителя, при его участии и с его вовлеченностью. То взаимоотношение между зрителем и работой, которое при удачном стечении и при внутреннем совпадении должно произойти, дает работе прочтение. Кто-то проходит, кто-то останавливается. Речь идет именно о внутреннем совпадении зрителя и работы. Так должно быть.  «Исход» видит «его» зритель, - вот вы, Виктория, например, или еще кто-то может появиться, – один или много – не важно.

 

 

Каким образом идея художественного произведения обрела такую форму?

 

Можно было бы говорить о восприимчивости художника, о переживании своей страны, себя, - всего, что с нами происходит в последнее время, о внутреннем совпадении или не совпадении с происходящим. Говорить, касаясь  всего вообще - живописи, людей, книг, предметов, нашего с вами разговора или любых двух разговаривающих людей, общества. О том посыле, который должен в результате найти своего адресата. Я же расскажу о том, как эта работа забавным образом начала появляться, складываться, из пластика и кнопок, совершенно разрозненных, даже каких-то неожиданных вещей. В какой-то момент я купила невероятную специальную машину, ставящую кнопки, научилась их ставить. Это оказалось непросто, а  порой даже нелепо, это вдавливание кнопок - не смогу объяснить, но я знала, что мне это нужно. Мой любимый Подол - я шла в строительный, еще советского образца магазин.  Подол - это такой Город в Городе, где все друг друга знают и где, как мне кажется, происходит тайное узнавание места людьми. Про этот чудный магазин мне приходилось рассказывать – там есть все – невероятные какие-то, порой не функциональные на мой взгляд вещи. Я прихожу и перебираю руками, ищу нужное, расспрашиваю, и продавцы, как соучастники, терпеливо помогают, недоумевают, - но показывают. Я и сама толком не знала, зачем мне эта машина, но надо мной сжалились и с третьего раза кнопки ставить научили. Мои маленькие объекты начали собираться. Потом появился свет и они.. задвигались. Это было похоже на фильм и немного на чудо. Я ставила в студии работу для самой себя, зрителем приходила смотреть на нее, уходила, чтобы возвращаясь, снова видеть, как она движется. Какие-то совершенно простые вещи были похожи на чудо. Я думаю, самые важные вещи нужно говорить простыми словами. Мне хотелось возвращаться к работе, ставить проектор и видеть что это правда «Исход». Проявлялись вдруг непредсказуемые  блики на стене, для меня непредсказуемые, следуя законам преломления света, каким-то физическим законам. Но я опять хочу сказать о живописи, - она так же непредсказуема, и это так же завораживает! Я прихожу к холсту с ощущением того, что хочу сделать, и свет, как правило, дарит мне эту возможность события.

 

«Исход»  явился со светом, его всплесками, бликами.  Нет, сами по себе эти вспышки света не так-то и важны. Вспомните «Исход» в Арсенале, он был другим! Пространство продиктует вдруг иную логику, и работа заживет по-другому. Но здесь, в моей мастерской, эти световые всплески, рефлексы, они были, я хорошо помню, как  изображение множилось и продолжалось стенами  по каким-то своим законам. Я рассматривала это световое колебание и думала, что вот эту работу нужно показать, и как славно, что она появилась именно сейчас, когда так  хочется  чуда, света и веры в возможность.. выхода, вопреки очевидному. Что море может стать сушей и нога, наконец, ступит на какую-то твердую почву.

 

 

Идея и повествование в работе носит сакральный характер?

 

Библия в принципе описывает и дает самые основные человеческие направления, позиции и свершения, которые универсальны. Такие как рождение, прохождение вех, периодов. Название и текст рядом с работой служит всего лишь камертоном. Для того, чтобы  быть услышанным, хорошо дать зрителю отправную точку. Здесь - цитата, последняя строчка: «… и сделал море сушею и расступились воды». Не хотелось быть многословной. Достаточно было дать только название: «Исход, стих 21».

 

Мы проживаем сложное время, когда, начиная с прошлой осени, день начинается с новостных сводок, с мыслью о том, что происходящее – нереально. Это что-то из области невозможного - просыпаться и узнавать, сколько людей погибло, кто из знакомых ушел...  Ощущение этой, своей земли, своего мира (пусть мои границы и очерчены Подолом), здесь же, в реальности, между людьми (так прихотливо и нелепо), - все это в «Исходе» есть.

 

В Арсенале работа была экспонирована таким образом, что, безусловно, пространство являлось участником видеоинсталляции?

 

Мы с Вами начали говорить о движении. В живописи, на чистом холсте, ограниченном подрамником, уже присутствует затаившееся движение, которое предстоит открыть. Арсенал – удивительное пространство!  Место для работы было превосходным, и движение.. оно появилось или «открылось» в самом начале монтажа. Коридор  давал направление и колебание воздуха…сквозняк в этой части выставочного пространства невозможно было предсказать. Не было закономерности в этом движении, механичности, повторяемости, чего-то запрограммированного – «Исход» ожил и зашевелился.

 

 

Фото: Валерий Юхименко, thereART