Проект Анны Сороковой «Иллюзорное тело», представленный в киевской галерее «Боттега», наводит на размышления о зарождении своеобразной новой тенденции в украинском современном искусстве.

Похоже, что в качестве реакции на засилье новых медиа, как в искусстве, так и в жизни, в обществе проклевывается своеобразная тенденция к овеществлению: искусство опредмечивается и вновь реифицируется в связи с желанием человека, возможно, напоследок насладиться старым добрым миром предметов, которые можно купить, потрогать рукой. 

 

Если еще год назад актуальным было активистское искусство-действие, не поддающееся музеефикации, а лишь документированию с последующим экспонированием этой документации, саунд-арт, то же искусство новых медиа – все то, что, так сказать, нельзя потрогать, то многие последние выставки представляют собой как раз набор предметов, вещей.

 

Предмет находился в центре проекта Ольги Ланько «Техники чтения»: посредством фотосъемки художница создает типичные натюрморты, натюрморты начала третьего тысячелетия, которые, несмотря на изменившуюся форму, не изменяют традиционной сути жанра, изображения материальных предметов. Такой же интерес к предметности был заметен в некоторых работах на выставке «Интроспекция» в М17 (работы Ярослава Футимского, Виталия Кохана). Кажется, что даже недавняя выставка Анатоля Степаненко «Метаботаника-2. Побочные рудименты творческого процесса», встает в этот ряд – традиционные «алтари вещей» художника зазвучали по-новому на фоне общего «вещественного» контекста, углубляя его. Степаненко представил календарь собственного быта, состоящий из калейдоскопа музеифицированных вещей – от баночки из-под выпитого йогурта до засохшей головы копченного сома, съеденного когда-то с пивом.

 

Само собой, все предметы попадают в экспозицию не просто так, а, как некогда первый ready made Дюшана, ввиду концептуального замысла художника, который в свою очередь работает зачастую не с самими предметами, а с их свойствами, с их аурой, например, с их способностью сохранять и нести память. 

 

С этим последним свойством вещей работает и Анна Сороковая, создавая светильники из одежды и тканей. Она использует как современные «китайские» мужские майки, так и образцы советских, а то и дореволюционных одежд – детских распашонок, ночных сорочек, комбинаций, панталон, рубашек, платьев и олдскульных бюстгальтеров. Все эти вещи когда-то принадлежали кому-то – близким художницы или чужим людям.

Анна Сороковая: Я действительно считаю, что вещи, которыми пользуются люди, несут определенную энергию и персонифицируются. Импульсом к созданию этого проекта были мои личные переживания по поводу близких людей и переосмысление их утраты, но в нем намеренно нет никакого трагизма, так как это мой определённый взгляд на жизненные процессы в целом. И я ни в коем случае не хотела создавать мемориал. Мне не хотелось, чтобы у зрителей возникало ощущение, будто они погружаются в мои воспоминания. Это скорее история о человеке вообще, поэтому все вещи из различных источников намеренно перемешаны (а те, которые дороги для меня – я их знаю, и, например, не продам объект, созданный из них). Это скорее бесконечная взаимосвязь различных историй, их обобщение и переосмысление через свой личный опыт, собственные воспоминания и переживания.

 

Из одежды и света Анна Сороковая создает эфемерные силуэты, временами напоминающие фигуру человека – взрослого или ребенка, мужчины или женщины – его скульптуру, манекен или даже призрак. 

 

Однако, все вместе они – не армия теней, восставших из мертвых, не химеры воспоминаний, а удивительно красивое целое, напоминающее причудливые морозные узоры на оконных стеклах. Эта инсталляция очаровывает, восхищает не содержанием тепла людей, носивших эти вещи, не аурой времени, когда бабушки, мамы и тети украшали наволочки, шторки и скатерки макраме и вышивкой «ришелье», а собственно красотой этих самых макраме и «ришелье», эстетикой обилия белого цвета и электрического света, который обретает таинственность, проходя сквозь ткань.

 

Как давно мы не говорили о красоте и эстетике как об актуальных категориях искусства. Красота, равно как и доступность, понятность зрителю стали больше атрибутами дизайна, наделенными негативными коннотациями поверхностного, массового, популярного искусства. Однако нельзя сказать, что Анна Сороковая и вышеупомянутые украинские художники «спекулируют на вкусах масс», используют модные паттерны с целью создать популярное искусство.

Нет, красота в проекте Сороковой появляется как бы сама по себе, как нечто органичное, присущее самим вещам, и художница вполне осознанно работает с этой эстетикой. Они, эти объекты, так хороши, умилительны настолько, что их хочется… приобрести, как товар в магазине, как дизайнерский объект – и дело не только в том, что они по определению есть светильники, функционально применимые в интерьере. Жанна Кадырова, к примеру, тоже часто балансирует на грани с дизайном, создавая при этом монументальные неутилитарные работы. «Мудрость бедных» Сонг Донга хоть и очаровывала простотой и красотой обыденных предметов обихода, но воспринималась как единый объект, неделимый город, не годящийся для статуса зрительского «objet petit a». А вот «иллюзорными телами» Анны Сороковой хочется любоваться вечно, их хочется иметь, ведь они очаровывают в равной мере и своей красотой, и податливостью.

 

Стагнирующему в Украине среднему классу захотелось вновь (или напоследок) полюбоваться красотой мира предметов, скрасить свою жизнь, окружив себя скромно-очаровательными, но эксклюзивными вещами (потребительский инстинкт изощрился, и теперь его не удовлетворить закупками тиражированных товаров в супермаркете). И, видимо, порыв этот настолько сильный, ощутимый в обществе, что на него ответило искусство, причем в самых свежих своих проявлениях, новых именах.

 

Востребованными становятся не большие, помпезные произведения, доступные только богатым мира сего, не вещи-в-себе, требующие отдельного помещения, галереи, а камерные, бытовые, уютные, «домашние» объекты, которыми, как картинами малых голландцев, современные мещане смогут украсить свои дома. Именно они вызывают восторг у зрителя. Последний, возможно, вовсе и не собирается приобретать эти объекты, но на уровне несознательного радуется такой потенциальной возможности. 

 

И все же вряд ли на место критического интеллектуального искусства-слова, искусства-действия всерьез и надолго придет искусство-объект, искусство-вещь, а декоративно-прикладное искусство при всей своей нарастающей популярности сможет вытеснить новые медиа. Очевидно, последняя тенденция будет существовать наравне с другими в современном искусстве, вероятно, очень скоро окажется на его периферии, и, скорее всего, жизнь ее будет скоротечной. 

 

 

Анна Цыба

Фото: Максим Белоусов