Ряд событий, развернувшихся вокруг видео панк-группы Pussy Riot, созданного на основе акции в храме Христа Спасителя, арест её участниц, реакции на эти события СМИ, политиков, правозащитников, экспертов разного рода, звезд, можно свести к распространенной итоговой оценке. Есть мнение, с которым соглашаются в большинстве своем даже противники феминистской панк-группы. Беспрецедентное внимание мировых медиа и знаковых персонажей массовой культуры к акции, поляризация российского общества вокруг осужденных участниц группы, международная кампания солидарности, появление доселе невозможной в независимой России публичной критики официальной политики церкви говорят об исключительности и успешности сложившейся ситуации.

Статья из ART UKRAINE №5(29-30) сентябрь-ноябрь 2012.

Акция и её последствия изображаются как идеальный отлаженный механизм, сверхметкое попадание в цель. Масштаб её воздействия на общество, результативность, эффективность характеризуются как невиданные, чудесные, субверсивные, сверхмощные. С точки зрения значительного числа сторонников группы, именно небывалый резонанс, сложная реакция общества на видео-ролик акции, делает её произведением современного искусства. В этом произведении, как утверждают критики, согласно идеям Вальтера Беньямина, размывается граница политического и эстетического, и авангардный жест, разрывая пелену постмодернистского смога, утверждается в действительности, преобразовывая её.

 

 

Значение акции, отраженное в динамике формирования общественного мнения вокруг неё, уже многократно и достоверно проанализировано. Мне бы хотелось выявить некоторые преобразования, которые претерпели идеи группы, отразившиеся и увеличенные медиа-зеркалами. Хоть сам источник информации, видео с акцией группы, остается неизменным, его смыслы отчасти трансформируются в зависимости от контекста его воспроизведения.

Акция в храме Христа Спасителя как вклад в мировое современное искусство

 

 

Акция в Храме Христа Спасителя обретает статус внутреннего достояния, долгожданного вклада России в мировую культуру. Благодаря акции будто впервые за много лет на международной сцене современного искусства Россия появляется со своим оригинальным продуктом, в котором не прочитывается удручающее «подражание Западу». Подобное умозаключение становится возможным лишь на фоне мировоззрения, согласно которому ощутимая преграда отделяет культуру России от мифического «западного» или «мирового» контекста. Чаадаевская пропасть, дескать, непреодолима, Россия располагается вне мировой истории и обязана предъявлять миру нечто, одновременно свидетельствующее о её судьбе и утверждающее ценность её особого опыта. Что способно взять на себя эту роль как ни героический подвиг, иконографично вплетенный в патриархально-клерикальный иконостас, бунт нескольких восставших против подавляющей, закоснелой и репрессивной власти. Образ веры, возникающий в связи с молебном «Богородица Путина прогони» обещает преобразование действительности, в вере заложена возможность чудотворства, возможность реализации неисполнимых желаний. Свобода и потенциал коллективного прямого действия, интерпретируются в выше описанном ключе не более как чудо.

 

Действия Pussy Riot приглашают в реальную политику, являют собой настоящее бунтарство. Сведенные к наиболее выдающемуся произведению русского современного искусства, пусть политического, они оказываются запертыми в тесных рамках традиционного диалога с Западом, наполненного различного рода миссионерскими стереотипами.

 

 

Героизм

 

Правовое государство и гражданское общество оставляют все возможности для героического поступка в далеком прошлом. Согласно Гегелю и Вико, эпоха, когда героизм был возможен, закончилась задолго перед возникновением современного государства. Герой руководствуется исключительно своей волей, принимая на себя бремя созидателя истории, с благословения высших сил выполняя предначертание неизбежной судьбы. Распространенная презентация акции панк-группы, как героической, или же героизация мужественного поведения в суде её участниц, приспосабливает все информационное поле, связанное с Pussy Riot, для определенного рода потребления. Акции группы, направленные на изменение укореняющихся в обществе социальных норм, таким образом помещаются за пределами этих норм. Смысл легко вытекает из акций. Они больше не прочитываются как призыв или руководство к действию, если их представить как экстраординарное событие, исключение из правил, которое может осуществляться только в единичном и героическом измерении, где не действуют социальные запреты, правила, а также общие для всех системы ценностей.

 

 

Обратной стороной героизации оказывается риторика подозрения, конспирологические теории (включающие в данном случае и мистическую составляющую), идеально приспособленные для медийных гладиаторских боев, развернувшихся на различных телевизионных шоу в России и за её пределами.

 

 

Обе выше описанные медийные репрезентации атакуют момент непредсказуемости во всей протестной истории Pussy Riot. Этот ракурс превращает каждое следующее событие в уже совершившийся и неотделимый от заданного сценария факт. Расширение возможностей социального протеста, потенциал нового начала, связанные с деятельностью панк-группы, существуют не благодаря её героизации, а много больше - вопреки ей.

Открытость, анонимность, солидарность

 

«Анонимность и скрывающие лица маски были заложены в образ группы, чтобы избежать фиксации на конкретных личностях. Для Pussy Riot биографии участниц не имеют никакого значения. Наши концерты должны были стать чистым протестным высказыванием: супергероини в ярких балаклавах и кислотных колготках захватывают общественное пространство Москвы. (…) Pussy Riot вообще не похожа по структуре на классическую музыкальную группу, и у нас нет постоянного состава участниц. «Пусси» могут пустить корни и прорасти в любом, самом неожиданном месте». (Из интервью участниц группы Pussy Riot для сайта «gazeta.ru», 27.02.2012)

 

 

Анонимность обладает универсальностью, она опасна и поглощает частные идентичности ради утопической надежды на всеобщность. Анонимность создает образ, который, как замки в волшебных сказках, оказывается внутри намного вместительнее, чем снаружи. В открытую дверь образа, роли может войти каждый, чтобы присвоить убеждения и политическую повестку, разделить и дополнить их. Медиа-активистское послание, чем, собственно и было видео, созданное панк-группой, также распространяется и умножается безымянно и бесконтрольно, его источник часто сложно и невозможно установить, оно легко преодолевает не поддающиеся прямому напору препятствия. Фактически видео воплощает собой подобное преодоление, потому что звук на него был наложен после самой акции в храме.

 

 

За время суда над тремя участницами панк-группы, Надеждой Толоконниковой, Марией Алехиной и Екатериной Самуцевич закрывающие лица маски оказались сорваны, анонимность и открытость - более невозможными. Открытый проект с неопределенным числом участниц и участников преобразовался не без помощи российских властей и СМИ в индивидуальный протест трех женщин, направленный против деспотической власти Путина и усиления роли Православной церкви в российской политике.

 

 

В начале судебного процесса только предполагаемые участницы группы Pussy Riot превратились к моменту вынесения приговора в её единственное воплощение. Вовлеченная в медийный оборот церковь и многочисленные её ораторы отбросили на трех подсудимых иконографическую тень. Их лица проступают из застывающего оклада то в виде ликов великомучениц, возрождающих истинно православные ценности, то, как устрашающие демонические маски современных «кощунниц».

Арест и медиа-кампания, развернувшаяся вокруг него, сделали возможной солидаризацию с арестованными участницами панк-молебна без необходимости разделять их идеи - протестные, антипутинские, феминистические, направленные против слияния официальной церкви и государства.

 

 

Публичная дискуссия, поляризация общества, беспрецедентная солидарность российских деятелей культуры, подписавших открытое письмо в поддержку арестованных, - все это стало возможным благодаря тому, что требования Pussy Riot неразрывно вплелись в их случай, судьбу, в их личную историю. И если до ареста балаклава была знаком причастности к идеологии группы, то сегодня она сведена к расплывчатому правозащитному дискурсу, скрывающему под своими покровами критику властных институций с антипатриархальных и левых позиций.

 

Благодаря репрессивным действиям государства новая свобода для радикального феминизма, публичного перформанса, уличного театра, общественных преобразований оказалась уже давно всем знакомой необходимостью освободиться от повторяющихся беспричинных репрессий. Но язык протеста не так легко полностью переформулировать.

В случае Pussy Riot заслоненное правозащитной неизбежностью прямое политическое действие вновь и вновь заявляет о себе здесь и сейчас, - это опыт полноты и интенсивности жизни, открывающий возможность для солидарных поступков, ведущих к общественным и политическим преобразованиям. Разглядев его однажды, можно научиться постоянно удерживать его в поле зрения, не позволяя умерщвляющей субстанции медиа-иконы, легенды, эмблемы занять его место.

 

 

 

 

Евгения Белорусец