В подвале дома 19 по улице Вишенского во Львове уже 26 лет в своей мастерской обитает Андрей Сагайдаковский. Крошечное помещение, состоящее из двух небольших комнат, заваленных всевозможным хламом, пачками от сигарет и множеством объектов, рассказвает личную историю художника. Прошлой зимой мы с куратором ARSENALE 2012 Девидом Эллиоттом оказались там впервые: приехали, чтобы познакомиться с Андреем и поговорить о его творчестве. Это было в девять утра, на улице стоял почти тридцатиградусный мороз, нам казалось, что мы потревожили человека, который не особо любит пускаться в разговоры. Заметив на потолке и стенах множество надписей на немецком, Девид перешёл на соответствующий язык. Позднее Девид сказал, что эта мастерская напомнила ему о студии Фрэнсиса Бэкона, журнальную репродукцию одной из картин которого можно рассмотреть на стене в задней комнате.

Андрея Сагайдаковского часто называют отшельником: он не любит показываться на публике, всегда держится особняком и очень много времени проводит в мастерской. Тёмные тона, которые художник чаще всего использует в своей живописи, усиливают легенды о его мрачной отчуждённости. Спустя полгода после первой встречи мы снова встретились в его мастерской, где за утренним кофе Андрей развенчал миф о своей нелюдимости.

 

Андрей Сагайдаковский

 
О себе

 Это всё иллюзии, что я нелюдимый. У меня вон полгорода дружбанов. Иногда даже слишком много. Но если у меня есть работа, я всех посылаю, выгоняю и закрываю дверь. Я не замкнутый, я просто не люблю публичных тусовок. Стараюсь работать каждый день - а чем же ещё мне заниматься? Встаю рано и через кофе иду в мастерскую. Спокойно.

 

Победа в номинации Открытие ARSENALE 2012

 Я не был к этому готов. Позвонила Наталия Заболотная, попросила быть обязательно, потому что будет цацка. Я думал, грамота какая-нибудь, поэтому пижониться особо не стал. Одолжил денег и поехал. Я не болею страшными амбициями, поэтому отношусь к этому спокойно. То же самое с Неделей актуального искусства: один раз пригласили, иной раз - нет, но я не переживаю по этому поводу.

 

Искусство

 Искусство не может массово влиять на людей. Для этого есть телевизор и Интернет. Искусство существует не для того, чтоб изменить мир. Оно характеризует своё время, поэтому и называется современным. Искусство и архитектуа - это пласты истории, по которым можно изучать, как люди реагируют на современность. Посредством искусства можно изучать историю человечества.

 

Тусовка

 В советские времена была тусовка в Нектаре, потом перешли в Скельню, но я никогда с художниками на вась-вась не был и в этом не участвовал. Как-то не складывалось и особо я не тусовал. Знал классиков, к которым ходил учиться, а своё поколение практически не знал. Я ведь заканчивал архитектурное отделение, поэтому с художниками прикладного отделения не пересекался. Хотя я уже тогда знал, что не буду архитектором и даже хотел переводиться, но нужно было дать на лапу. Не вышло - ну и слава Богу, я только перекрещусь. Много там было людей толковых, но они где-то потерялись, каток их раскатал.

Вообще я не люблю коммуны. В коммуне хорошо бухать: сам я не могу, а вот в компании запросто. Но только не работать. Да и ничего интересного никто мне не скажет. Я не выпендриваюсь, просто знаю, кто я и что мне интересно. Даже когда в Москву поехали на Фурманный (популярный в 80-е сковот на Фурманном переулке - прим.авт.) - такой детский сад! Какие-то тусовочки перестроечные, работать невозможно: постоянно кто-то приходит и давай бухать. Я там, кстати, Тистола и увидел. На Фурманном не смог остаться, только наскоками приезжал. В Москве тогда была страшная мода на искусство. Помню в 1986-87 были выставки огромные: Юкер, Бэкон. На Бэконе было всего пару людей: какие-то старые девы, ходят, смеются и всё время что-то записывают. Матерь Божья, думал я, что же здесь смешного, здесь самое время заплакать, меня просто трясёт, а вы ржёте!

 

Львов

 Львов - это город для жизни. Киев меня очень мучает. Я домосед страшный и, когда возвращаюсь во Львов, с таким удовольствием в свой подвал захожу. Здесь есть кайф. Это город для людей, а не люди для города. Когда в первый раз приехал в Москву на Фурманный - такая гигантомания! Где же здесь люди живут, подумал я. Или Германия, например, всё такое гладенькое, равноускоренное движение жизни, всё предсказуемо. А здесь у меня своя мастерская, и этого никто у меня не отберёт. Хотя, может, и эта удавочка затянется.

 

Техника

На ковриках я начал писать уже очень давно. Раньше я мог почти на шару достать холст. Я ходил на художественный комбинат, где работали мои знакомые. Они продавали краску по два рубля за банку, грунтовали холст за три рубля - всё стоило копейки. Потом эта лавочка свернулась. Я нашёл старые подстилки и начал на них писать. Теперь даже не представляю себе работу с полотном: всё так скользит, так неудобно.

 

Rock’n’Roll

Когда-то давным давно во Львове был рок-н-ролл. Были парни из нашей восьмой школы, собирались на Подвальной в школьном саду, поросшем бурьяном и играли рок-н-ролл. И голыми на великах ездили - такой у нас был протест. Я до сих пор слушаю Джими Хендрикса и Дженис Джоплин. Такого больше нет и не будет.

 

Вдохновение

Вдохновение - это случай. Иногда голова пустая совсем. Покупаю по две гривны книжечки на букинистическом рынке и читаю. Бывает, зацепит что-нибудь. Случается, что возвращаюсь к темам, интересовавшим меня двадцать лет назад. Записываю на стены то, что в голову приходит, а потом это материализуется.

 

Жизнь

Живите сегодняшним днём. Был однажды китайский мудрец и его спросили о смысле жизни. На что он ответил: “Я знал это до тех пор, пока вы не начали меня об этом расспрашивать”.

Ася Баздырева