Шаг в Бриллиантовый век. After-metamodernism
Postmodernism, metamodernism или after-metamodernism, то есть жизнь в состоянии грусти, колебания между грустью и радостью или самой радости – вот перед каким выбором стоит сегодня каждый из нас. О сути данных трёх состояний говорила Виктория Манагарова, философ-новатор, а именно изобретатель концепции «жизни без зла» в культурной парадигме «after-metamodernism», которую она ввела впервые в эссеистической статье своей книги «Бриллиантовый век», увидевшей свет в Издательском доме «Бураго» в 2015 году. О том, как эти три состояния раскрываются в изобразительном искусстве интересовалась Луиза Миленькая для ART UKRAINE.
Виктория Манагарова
В вашей книге вы обосновали термин after-metamodernism. Может ли он представлять собой идеальный мир?
Нет, невозможно на данном этапе создать один идеальный мир. Postmodernism — это ад. Metamodernism — это чистилище. Бриллиантовый век, или after-metamodernism — это земной рай. Но у рая есть свой ключ, свой замок и своё начало. И, конечно, не каждый сможет осмыслить это начало на Земле. Ведь не каждый захочет в это поверить. Но если на Земле существует хотя бы один человек, который в этом убеждён, значит, в небе светит одна звезда. И мы не можем говорить, что всё небо поглотила тьма. Мы должны понять структуру звезды. И тогда мы поймем, что сами стали изнутри пребывать в сиянии. Но это нелёгкая работа над собой.
Евгения Лоли 1
Мы переживаем ледниковый период современного искусства, его смыслы оказывают для общества обмораживающий эффект. Сегодня ирония и сарказм нарушают логику прекрасного, что послужило причиной для этого, на ваш взгляд?
В 20 веке философы стали говорить о новом парадоксе в канве культуры – состоянии postmodern, которое широко отобразилось в таких ключевых смыслах, как «Конец Метанарративов», «Конец Автора», «Конец искусства». Жиль Делёз и Феликс Гваттари ввели понятие «Ризомы», которая стала уничтожать посредством «деконструкции» (Жак Деррида) любой центр и смысл внутри себя. Это нечто обрело «бесформенную форму» нескончаемых расщеплений, разобщений и делений. Это нечто, что стало рассыпаться, распадаться на части без возможности осмысления фрагментов этого многочисленного нелинейного потока и без возможности их реконструкции в новом целом. По факту, это действительно стало означать конец любого творчества, где стал невозможен элемент «новизны», который всегда есть показателем высокой ценности и оригинальности произведения, а также его автора. Искусство отдало себя в руки иронии с непрерывным шаржированием и искажением сакральных доктрин прошлого. И, несомненно, это вылилось в отчаяние, разочарование глобального масштаба. Художник Юэ Миньцзюнь (YueMinjun) в болезненно смеющихся лицах ярко нам демонстрирует эту культурную опустошенность.
Могли бы вы отнести таких художников, как Влада Ралко, Арсен Савадов, Иван Семесюк, Макс Витык, Гриця Эрдэ и Винни Реунов к авторам портретов грусти?
Да, несомненно, все эти художники являются носителями очевидного элемента деструктивизма и несомненно их творчество демонстрирует упадок человека и мира.
Если дела на уровне постмодерна развёртываются настолько плохо, то как мы можем подняться на уровень метамодерна?
На самом деле, postmodern – это не просто смысл «плохо». Это конец всего. Но этот конец открывается человеку метамодерна, который умеет сочувствовать и который может стремиться к свету даже тогда, когда не знает, где искать его источник. Это человек с заслепленными от песка глазами, который стремится к миражу, по обозначению философов Тимотеуса Вермюлена и Робина ванден Аккера. У этого человека связаны руки, он по-прежнему пребывает в ризоме и не имеет точки опоры: он продолжает колебаться между многочисленным количеством полюсов и продолжает ощущать нестабильность. Но он имеет живое горячее сердце и сила его желания чрезвычайно велика. Это желание начинает топить лёд, человек оживает и в холодном искусстве иронии появляется новая искренность – наивность, чистота… Но все эти оптимистические проблески вновь рискуют быть подавленными насмешкой. Человек метамодерна действительно становится защищённым только тогда, когда он обретает уверенность в состоянии after-metamodernism в границах, в которых не существует зла и в которых открываются оттенки добра.
Получается ли, что для человека постмодерна не характерна рефлексия в том смысле, что он может смотреть на себя со стороны?
Да, совершенно верно. Когда человек прибывает в состоянии хаоса без ориентиров, он заморожен как человек и заморожено всё вокруг него. И только когда он начинает таять, он ощущает себя в ином состоянии: ощущает тепло и чувствует разницу между иронией и чувственностью. Он вообще начинает понимать, что такое оттенки, так как бинарных оппозиций больше нет.
Карло Мария Мариани
То есть чёрного и белого?
Да, нет борьбы между диаметрально противоположными частями. Postmodernism уничтожил добро и зло и сотворил тотально ничто. Metamodernism этого не замечает. Но after-metamodernism выбирает только добро, и не ошибается.
Карло Мария Мариани, несомненно, – художник постмодернизма. Он использует метод анахронизма, смешивает различные эпохи в полотнах, искажает ценности былых времён. Однако мы не можем сказать, что он всецело иронизирует над прошлым в своих работах. В полотне «Город» («City») он демонстрирует неожиданную искренность и серьёзность чувств. Мы видим лицо, в глазах которого будто застыли слёзы. Мы будто видим в этом лице осознание апокалипсиса. Человек вышел из прошлого, которое рушится, и посмотрел на себя и на мир со стороны. Тем самым он вышел в иное состояние – состояние metamodern. Мы не знаем наверняка, что думает этот человек, какой дорогой он пойдёт, есть ли вообще возможность идти куда-то, когда за спиной одни обломки. Но, тем самым, мы видим новый оптимизм. Художник не пугает нас этими обломками. Они не угрожают лично нам.
Полотна сохраняют в себе элементы некоторой сказочности. И дают возможность нам домыслить свой собственный путь, прорисовать собственную реальную дорогу нашей жизни. То есть, по факту, искусство становится терапевтическим для нас, но это происходит только в том случае, когда мы сами наполнены определённой историей. Когда в наших мыслях есть фундамент, от которого мы можем отталкиваться. Только тогда мы можем идти вперёд и быть уверенными в том, что мы идём правильно. Пустой человек не заметит изменений, человек без знания истории также не заметит изменений. Такой поверхностный человек будет продолжать находиться в хаосе и не сможет подняться выше, так как он не сможет продуцировать сравнения.
Евгения Лоли 2
В каких картинах мы можем созерцать танец добра?
Я приведу очень интересный пример – коллажи художницы греческого происхождения, проживающей в США, Евгении Лоли. Она также, как ни парадоксально, является автором эпохи postmodern. Однако её мировоззрение также демонстрирует парадоксально много примеров настоящей искренности, женской чистоты, детской непосредственности и неподдельного счастья. Мы можем видеть счастье в семье, которая дистанцировалась от целого мира. Этот мир, несомненно, несовершенен, но счастье в семье достоверно: оно не иронично, не поддаётся сомнениям. Мы видим гармоничное единение человека со Вселенной. И, безусловно, это не может вписываться в былые границы постмодерна. Да, мы видим колебания между постмодерном и модерном (эти колебания между прошлым и настоящим формируют metamodern по убеждению Тимотеуса Вермюлена и Робина ванден Аккера), устремлённым в будущее. Однако, когда у нас есть своя позиция, которая основывается на фундаменте добра, мы больше не выбираем между прошлым и настоящим, мы оказываемся в новом будущеми оно открывает для нас новое настоящее after-metamodernism. Другими словами, нам не интересны коллажи Евгении Лоли, которые касаются постмодернистической иронии. Мы выбираем только те коллажи, которые соприкасаются с нашим счастьем. И, таким образом, мы крепнем в нашей неподдельной уверенности и начинаем отдавать эту уверенность другим людям, формируя целое общество, которое излучает оттенки добра.
Евгения Лоли 3
Среди молодых украинских художников я могу выделить имя Станислава Звольского, который открыто провозглашает основной целью своего творческого пути истинную красоту и гармонию. Именно эту красоту, покой, одухотворённость мы можем созерцать и в его полотнах. Он же и переносит нас в новое состояние новой эпохи.
Станислав Звольский
В 2015-2017 году вы создали Манифест Бриллиантового века, где утвердили его систему ценностей. Если вы не против, мы познакомим читателей с ним…
«Система ценностей After-metamodernism, опираясь на метамодернистическое пространство, в котором не существует зла, последовательно формирует принцип колебаний между оттенками добра и прокладывает очевидную дорогу навстречу истинному Свету, не воспринимаемому, как мираж.
Конструктивное многогранное метаповествование — Бриллиантовый век — является целостным и прогрессивным индивидуальным и социальным пространством согласованных избранных смыслов для каждого здорового человека, владеющего этой Истиной без сомнений».
Обложка книги "Бриллиантовый век"
Автор: Луиза Миленькая