В искусстве, как в жизни – бывает любовь с первого взгляда, а иногда чувства рождаются  постепенно.  Случается и так, что все начинается с неприязни. Именно третий вариант был у меня с творчеством Питера Пауля Рубенса.

 

«Певец толстых женских ляжек» - банальный штамп, который закрепился за художником испокон веков.  Современный культ здоровой худобы и всенародное отвращение к излишкам плоти заставляет нас подтрунивать над неприкрытым восторгом, который испытывает Рубенс перед полнотой и ужасающим глаз современного европейца целлюлитом. Если бы у художника была хоть доля перверсивности или патологичности – за эти трендовые черты мы бы могли простить ему многое. Но Рубенс, в отличие, например, от милого современному зрителю Люсьена Фрейда, как на зло, полнокровно здоров, витален, и эта бешенная энергетика бьет у него через край.  Да, это высокое барокко, да, он прекрасный живописец (так ведь пишут все книжки), да, он безусловный корифей и все прочее. Но для того, чтобы увидеть и полюбить его в полной мере, мне лично потребовались годы.

 

Первые воспоминания – старые советские каталоги и ужасные черно-белые репродукции, по которым вообще сложно было хоть что-то понять. Я до сих пор восхищаюсь художниками и искусствоведами советских времен, которые умудрялись заочно влюбляться в историю искусства по этим замыленным репродукциям, не имея возможности побывать ни в одном крупном европейском музее и, естественно, без доступа к современным интернет-архивам по истории живописи. С высоты своей постинформационной пресыщенности мы зачастую очень сильно недооцениваем великую силу воображения – кстати, не только в ИЗО.

 

Второе столкновение с Рубенсом произошло, когда, поездив по мировым музеям, я вдруг поняла, что этого художника везде ОЧЕНЬ, просто вызывающе много. И основная масса картин, подписанных этим именем, тоже не особо потрясает воображение - устаревшие мифологические сюжеты и неуклюжие нагромождения дебелых телес – ничего сверх особенного. Как мы помним, у художника была огромная мастерская и целая армия ассистентов. В коммерческом смысле Рубенс был Демиеном Херстом своего времени, умудрившись поставить производство картин почти на промышленные рельсы.  Именно этот продукт массового художественного производства  образца 17 века занимает не один погонный километр выставочных площадей в европейских арт-институциях всех калибров.

 

Первый город, в котором начинаешь немного прозревать – это Вена. Потрясающая картина «Шубка» из коллекции Музея истории искусств… Вызывающе эротичная работа, пронизана таким желанием и обаянием, что физически ощущаешь трепет овдовевшего художника, женившегося в 53 года на 16-летней Елене Фурман, изображенной в столь откровенном наряде.  В другом венском музее – Альбертине, можно увидеть потрясающие рисунки, где Рубенс с огромной любовью изображает своих малолетних детей.

 

Питер Пауль Рубенс. «Шубка», 1638-1640

 

Вывод прост до невозможности – Рубенса надо смотреть избирательно – то есть, попытаться увидеть те произведения, которые он создавал «от души», и которые не могут не впечатлять масштабом таланта художника.  Именно такую возможность отчасти дает выставка «Рубенс и его наследие», проходящая сейчас в лондонской Королевской Академии Художеств в Лондоне.  Но и здесь не обойдется без ложки дегтя.

 

«Рубенс и его наследие» - крупнейший выставочный проект Королевской Академии в 2015 году, объединивший работы из целого ряда европейских музеев. Парадоксальным образом, это одна из наиболее противоречивых выставок года. С первых шагов трудно отделаться от впечатления, что кураторы над тобой издеваются. Заявленная идея проекта – показать Рубенса в широком контексте творчества позднейших художников, так или иначе питавшихся его идеями и откровениями. Ожидая увидеть тонкие взаимосвязи и параллели, вы попадаете на топорно слепленный проект, где царит банальный формальный принцип. Рубенс нарисовал радугу? Окей, мы покажем художников из нашей коллекции, которые тоже рисовали радугу. Наверняка же они вдохновлялись великим фламандцем! Старая телега у Рубенса? Ну, вы уже догадались – за этим, конечно же, следует еще несколько телег всех времен и народов. Традиционный мотив распятия, которое рисовали все художники многих эпох, и в котором Рубенс ни коим образом не стал пионером, особенно трогает в этом ряду.

 

Но не будем злорадствовать. Лучше, чем у британцев, это никогда ни у кого не выходит, а они уже внесли свою лепту в наследие Рубенса, напечатав в газете Guardian единственную разгромную рецензию на выставку с душераздирающим заголовком «Грубые аналогии, плохие идеи и почти никакого Рубенса». Насчет первых двух замечаний не поспоришь. А вот Рубенс на выставке все же есть.  Конечно, приходится сильно сдерживаться от хохота, чтобы его рассмотреть.  Ведь сложно не задуматься над связью между Рубенсом и инсталляцией художницы круга young british artists Сары Лукас, которая представляет собой грубый стол с яичницей посередине и недоеденным кебабом, то есть, по-нашему шаурмой, в углу.

 

 

Сара Лукас. «Два жаренных яйца и кебаб», 1992

 

И все же, пусть вас не отпугивает шаурма. На выставке стоит побывать ради трех работ. Да, именно этих вещей вам будет достаточно, чтобы не жалеть ни о потраченном времени, ни о фунтах стерлингах, обменянных по спекулятивному курсу. Именно здесь вы по-настоящему влюбитесь.  Потому что одно дело – репродукции, даже самые качественные цифровые, а совсем другое дело  – оригинал. 

 

Питер Пауль Рубенс. «Маркиза Мария Гримальди (предположительно) и ее карлик», 1607

 

Маркиза Мария Гримальди и ее карлик

 

Первой по порядку вы увидите самую странную работу из этого трио. Эта яркая работа просто гипнотизирует. Прекрасная белокурая девушка – дочь крупного генуэзского «олигарха» Карло Гримальди, очевидно, сидит на вилле своего отца, где останавливался и Рубенс в 1607 году. Казалось бы, характерный парадный портрет со всеми атрибутами роскоши и богатства. Жанр – типичен для своей эпохи, что подтверждается целым рядом работ других художников в том же зале. Но что же заставляет нас остановиться именно перед этой работой Рубенса и затаить дух?

 

Помните книги Умберто Эко «История красоты» и «История уродства»? Вот именно сочетание этих двух противоположностей и выводит нас из равновесия. Мы вдруг отчетливо видим воплощенное уродство, которое как-то странно, по-собственнически демонстрирует нам воплощенную красоту. Кто этот угрюмый человек, который приоткрывает завесу, этот своеобразный велум, чтобы показать настоящий бриллиант – нежную и прекрасную, обрамленную в шикарные кружева девушку? Почему он так уродлив, и художник не боится показывать его грубые черты на картине, призванной быть дорогим аксессуаром в аристократическом имении?

 

Сперва кажется, что это противный олигарх-муж, «купивший» несчастную красоту  и мрачно хвастающийся этой драгоценностью, как любым другим сокровищем из своего сундука. Судя по выражению этой мерзкой рожи, супруг может быть еще и очень ревнив! В какой-то момент понимаешь, что вряд ли художник типа Рубенса отважился бы на такой слишком уж подрывной жест – изобразить с такой тщательностью неприятную внешность и отталкивающее выражение лица заказчика своей картины. С таким подходом художник никогда бы не выбился в ведущие живописцы своей эпохи, а тем более, не стал бы великим дипломатом своего времени – а мы точно знаем, что именно такая слава закрепилась за Питером Паулем Рубенсом.

 

И только затем мы замечаем странную диспропорцию картины – позвольте, а где же ноги ревнивого квазимодо? Да, на самом деле речь идет вовсе не о муже, а о придворном карлике – любимой забаве итальянских богачей времен Рубенса. Именно потому художник свободно сгустил краски и позволил себе изобразить карлика довольно честно и даже немного гротескно – по неполиткорректным стандартам своего времени это был не совсем человек, а так, существо, частично лишенное прав и достоинства. Игрушка, одним словом.  Не даром рядом с карликом внизу картины скачет изящная собачка – еще один член семьи, или, честнее говоря, личного зоопарка прекрасной госпожи.

 

Само по себе уродство и странность мало интересует Рубенса – это еще не Веласкес, с его незабываемой серией, возведшей популярный развлекательный жанр  шутовского портрета до уровня высочайшего психологизма и мастерства.

 

Диего Веласкес. «Портрет придворного карлика дона Себастьяна дель Морра», 1645

 

У Рубенса совсем другая игра. Его всегда волнует напряжение. Сложные отношения красоты и уродства, зачастую чреватые насилием над первой – одна из наиболее важных тем в творчестве художника. Яркий пример – картина «Пан и Сиринга», написанная совместно с Яном Брейгелем старшим ( эта работа, к сожалению, не вошла в экспозицию проекта «Рубенс и его наследие»). Белотелую Сирингу настигает рогатое козлоногое чудовище – не лишенное, как это часто бывает у Рубенса, специфического эротического обаяния. Добро и зло, мужское и женское, истина и ложь,  земное и небесное – все эти противоположности персонифицированы у Рубенса в мифологических сюжетах, в которых царит тотальный suspense относительно приближающейся драмы в отношениях главных героев.

 

Питер Пауль Рубенс. «Пан и Сиринга», 1617-1619

 

Охота на тигров и львов

 

Еще один любимый мотив Рубенса – борьба человека и животного. Вторая картина, около которой вы обязательно остановитесь на выставке «Рубенс и его наследие» - огромное полотно “Охота на тигров и львов”. Картина настолько яркая, выразительная и густонаселенная, что сперва даже сложно понять, в чем, собственно, ее главная идея. Первая реакция – страх. Насилие опять бьет через край, и, кажется, огромный разьяренный тигр вот-вот загрызет всадника, а потом бросится и на посетителей выставки.

 

Зритель в Королевской Академии Художеств рассматривает полотно Питера Пауля Рубенса «Охота на тигров и львов» (1618)

 

Только  когда подходишь ближе к гигантскому полотну, становится виден эмоциональный центр этой рубки. А он, если смотреть на картину в реальной жизни, находится как раз на уровне человеческих глаз. Это испуганные, полные боли и недоумения глаза тигрицы, пытающейся спасти жизнь своего новорожденного детеныша. Теперь мы понимаем почему так яростно борется с охотниками огромный тигр. Нам бесконечно больно, когда мы понимаем, что еще пару минут назад, до начала охоты, в жизни животных царила идилия, которая рушится на наших глазах.  Памятуя о современной ситуации в нашей стране, смотреть на эту картину особенно тяжело.

 

Замерзшая Венера

 

И, наконец, третий и наиболее трогательный шедевр выставки в Королевской Академии Художеств – «Замерзшая Венера», или «Venus Frigida». Это мифологическое полотно, очень милым языком рассказывающее нам о весьма банальной и грустной истории. «Без Бахуса и Цереры Венера холодна». То есть, любовь умирает без питья и хлеба, или, в другой версии, без горячительных напитков и плодородия.  В свое время, между 1612 и 1614 годом Рубенс создал три различные версии «Замерзших Венер», так что, судя по всему, он вкладывал в эту историю какое-то свое, глубоко личное переживание. Был ли этот сюжет навеян возвращением на прохладную родину из солнечной Италии, либо же в сердце Рубенса в это время как-то особенно  резонировала тема женской холодности или браков по расчету?

 

Питер Пауль Рубенс, «Замерзшая Венера», 1614

 

Прекрасная блондинка дрожит под деревом и жертвует своей легкой полупрозрачной накидкой, чтобы согреть с ее помоцью (безумное занятие) совсем окоченевшего симпатичнейшего купидона. Но помощь беднягам уже на подходе! Беда только в том, что окажет ее вовсе не принц на белом коне – а все тот же страшноватый и похотливый козлоногий сатир. Мораль сей басни и прелесть картины столь очевидны, что комментарии здесь, кажется, излишни.

 

Выставку "Рубенс и его наследие" ("Rubens and His Legacy") можно посмотреть в Royal Academy of Arts до 10 апреля