Леонид Войцехов. "Омут харизмы"

 

Театр идей Леонида Войцехова

 

Сегодня мы представляем вашему вниманию архивный текст легендарного одессита Леонида Войцехова – «Омут харизмы». Войцехов – один из наиболее сложных и самобытных деятелей современного искусства Украины. В начале 80-х он стал ведущей фигурой одесского неофициального искусства, которое впоследствии идентифицировало себя как южная ветвь московского концептуализма.

 

В Одессе начала 80-х собрался круг художников, разделивших общие интересы и некоторое время работавших  в группе – Сергей Ануфриев, Юрий Лейдерман, Дмитрий Федоров, Перцы, Лариса Резун, Дмитрий Нужин  и др. Леонид Войцехов, как старший из художников, стал негласным лидером этого круга. Его знакомство с совсем юным Сергеем Ануфриевым в 1982 году сыграло ключевую роль в художественной жизни Одессы 80-х. Сам Войцехов признается, что своим старшим учителем всегда считал еще одного легендарного одессита – Валентина Хруща. Однако Войцехов был и остается самостоятельным художником, ярким визионером и автором неимоверных концепций, которые всегда поражают неожиданностью и  размахом фантазии автора.

 

Л. Войцехов, И. Чацкин, Ю. Лейдерман, Л. Скрипкина, О. Петренко.
1984. Одесса. Перформанс Ю. Лейдермана «Это тайное слово».
 Квартира Л. Войцехова

 

Что общего между новым хасидизмом и Гуляйполем Нестора Махно? Какие нумерологические коды заложены в названиях известных художественных объединений Москвы и Одессы 80х-начала 90-х? Воображение Войцехова не подчиняется формальной логике, и поэтому иногда довольно сложно пробраться через «заумную» вязь его письма. Акцент на герметичности текста характерен для всей концептуальной школы, но в случае с Войцеховым, эта недоступность языка в стократ увеличивается за счет явного влияния на все его творчество психоделической культуры. В результате рождается корпус мифопоэтических текстов как Gesamtkunstwerk – тотальное произведение искусства, вещь в себе и памятник героической эпохи одесского концептуализма.

 

Многие места в «Омуте харизмы» сегодня нуждаются в пояснениях и сложной системе гиперссылок. Так, например, текст начинается с рецензии на выставку, посвященную 10-летию КЛАВЫ. КЛАВА – знаменитый Клуб Авангардистов, одним из основателей которого в 1986 году стал Сергей Ануфриев. Членами КЛАВЫ выступали почти все художники московско-одесского концептуального круга. К 1996 году концептуализм, рожденный позднесоветскими реалиями, переживал кризис. Давным-давно разомкнулось и единство одесского концептуального кружка, а каждый из художников шел своим путем. Это меланхолическое созерцание руин нашло свое отражение в тексте Войцехова, формально посвященном юбилейной выставке «10 лет клубу Авангардистов», проходившей в том же году в Москве.

 

События текста витают вокруг осмысления топоса Москвы.  Именно с этим городом была связана поздняя история одесского концептуального движения. Речь идет не о политическом, а, скорее, о художественном выборе. В то время как в Киеве расцветал «мясной» и живописный трансаванград, холодный и логоцентричный московский концептуализм оказался ближе художникам одесского «лирического» концептуального круга. Именно с Москвой, вернее, с богемными кружками вокруг знаменитых сквотов на Фурманном переулке и на Чистых прудах связана завершающая фаза формирования одесситов-концептуалистов. Ануфриев, Перцы, Мартынчики, Лейдерман – все они долгое время курсировали между Одессой и Москвой и в конце концов осели в последней, оказав существенное влияние на местную арт-среду. Тут же оказывается и Лариса Резун, вышедшая замуж за одного из лидеров неофициального искусства Москвы, члена знаменитой группы «Мухоморы» Константина Звездочетова.

 

Судьбы членов одесского концептуального кружка сложились по-разному. Кто-то из них, как покойный Олег «Перец» Петренко или «Мартынчики» навсегда остался в Москве. Здесь Светлана Мартынчик и Игорь Степин придумали знаменитого на всем постсоветском пространстве литературного фантома конца 90-х- начала 2000-х – Макса Фрая (сегодня под этим псевдонимом пишет единолично Светлана Мартынчик). Лариса Резун какое-то время жила в Европе, а сейчас ее можно найти преимущественно в Одессе. Юрий Лейдерман осел в Германии, но на волне революционных событий в Украине переоткрыл для себя свою полузабытую украинскую идентичность. Сергей Ануфриев до сих пор исповедует номадизм, путешествуя между Одессой, Москвой, индийским Гоа и бог весть какими еще точками на земном шаре. Леонид Войцехов – давно и навсегда вернулся в Одессу, где, собственно, все и начиналось.

 

Леонид Войцехов. Акция «Разведка художественных залежей». Одесса. Пале-Рояль.1987. Крайний справа – Игорь Степин («Мартынчик»)

 

А начиналось все с квартирников, акций в духе европейского Fluxus (о существовании которого обитатели пространства внутри железного занавеса, естественно, узнали гораздо позже). Одесский концептуализм – явление самобытное и, в то же время, глубоко резонирующее с актуальным мировыми тенденциями. В истории украинского искусства это едва ли не единственный  прецедент, когда рациональный концептуализм прижился на тяготеющей к барочной избыточности почве. И не только прижился, а породил целую плеяду талантливых художников и произведений искусства, сегодня уже ставших классикой. Акции одесситов – гениальные «Способы убийства флагом» Лейдермана и Чацкина (1983), «Разведка художественных залежей» (1987) и «В два счета» (1987) Войцехова и многие другие – ярчайшие страницы истории украинского перформанса в советские времена, когда само это слово не имело даже права на существование. Не менее важной вехой в отечественном искусстве стали графические альбомы, тексты, картины, объекты и инсталляции круга одесских концептуалистов.

 

Л. Войцехов. «Граница раздела двух сред» (1984, Калька, фломастер.)

 

Живопись, графика, коллажи Войцехова 80-х – всегда непредсказуемая, неровная череда мыслеформ – смысл здесь всегда важнее техники, как всегда у концептуалистов. Тем не менее, Войцехов порой добивается удивительно  художественного эффекта. Его холсты классического периода огромны – два на три, полтора на два и пр. Эта мания формата парадоксальным образом роднит Войцехова с таким чуждым ему по внутреннему содержанию трансавангардом, одним из пионеров которого в Одессе стал Александр Ройтбурд, приятельствовавший в середине 80-х с концептуалистским кругом.

 

Очень любопытную страницу в творчестве Войцехова представляет собой живопись начала 90-х. Предчувствие витального и всепоглощающего глянца в этот период побороло тягу к концептуалистской прохладе. Войцехов создает целый ряд квазигламурных серий на грани китча, ярким примером которых является цикл «Смерть дирижера». Кажется, внутри у Войцехова есть какой-то секретный камертон, помогающий ему очень четко настраиваться на zeit gheist. Но внутренние часы художника всегда немного опережают время видимой вселенной - точно так же, как в самом начале 80-х он одним из первых становится проводником идей концептуального искусства, в начале 90-х он предчувствует эру тотального гламура и реабилитацию живописи. То, на чем сделали себе карьеру в конце девяностых Виноградов и Дубосарский, а также многие другие художники, Войцехов прозрел еще в самом конце перестройки.


Л. Войцехов. Из серии «Жизнь дирижера» (1992, холст, масло)

 

В «Омуте харизмы» много шифрограмм, таких характерных для медгерменевтического круга попыток сохранить сокровенное знание в тайнике для посвященных. Это квазисектантство концептуалистов, усугубленное влиянием постструктуралистской философии с ее эпическим новоязом, существенным образом повлияло на весь последующий пафос постсоветского «современного искусства», которое, давно утратив память об откровении, до сих пор зачастую придерживается ритуального разграничения по оси свой-чужой. В тексте Войцехова этот концептуалистский эрос, направленный в сторону создания своеобразного художественного «Белого братства» отражен во вскользь упомянутых титулах и тайных званиях, которыми любили наделять себя члены кружка – Епископ, Оператор и, конечно же, Патриарх, - сидящий в своей квартире за московской ВДНХ и как магнитом, притягивающий одесситов Андрей Монастырский.

 

В шапке к оригинальному тексту рукописи «Омута харизмы» из личного  архива куратора Александра Соловьева рукой Войцехова сделана характерная приписка «Саше по линии цадиков поколения и смеховой сети». Тут опять – отсылка к личному театру идей Войцехова. Текст погружает нас в круг интересов художника, его круга, да и всей «интеллигентской» тусовки начала 90-х. Повальное увлечение эзотерикой и нумерологией;  упоение заново открытыми на западе в эпоху нью-эйдж, а у нас -только после перестройки - альтернативными духовными учениями и практиками - от дзен-буддизма до каббалы, вдруг перемежаются включениями из реальности, где давно господствует бандитская эстетика и пресловутый Рынок.  Главными героями «Омута харизмы» становятся Время и Город. Оба они предстают перед нами как живые – именно КАК, ведь вся эта история происходит в матрице – то есть, в голове художника Леонида Войцехова.

 

Мы уже говорили, что письмена Войцехова – самодовлеющий поэтический космос, вернее, даже хаосмос, в который трудно окунуться с первого раза. Особенно после разреженного воздуха современного информационного облака, приучающего нас редуцировать любой смысл до краткого твиттер-сообщения. Погружаясь в «Омут харизмы», испытываешь кессонную болезнь. Оттого начинать дрейф в сторону Войцехова рекомендуем с видеоинтервью с ним. Благо, усилиями документалистов художник  предстает перед нами во всей полноте своих безумно прекрасных фантазмов. И тут опять парадокс. Живая речь Войцехова – на удивление яснее его текстов – не смотря на то, что говорит он примерно то же самое. Наверное, все дело в пресловутой харизме, омут которой – сама личность легендарного «Ленчика».

 

Только после погружения в уникальную мелодику этой речи и характерный «говорок» художника, понимаешь как читать, вернее, как озвучивать эти тексты его живым и незабываемым голосом. И с этим своеобразным ключом все идет как по маслу – за чередой букв вдруг появляется  Мастер – скромно указывающий в эпиграфе к «Омуту харизмы», что выше него - только Андрей Монастырский. Аминь.

 

Алиса Ложкина, главный редактор ART UKRAINE

 

 

Публикуемый текст – из архивного собрания Александра Соловьева

 

***

 

Андрею Монастырскому,

Мастеру выше чем я

 

Омут харизмы

 

                                             «Но мне не припомнить. Я, слабый, бескрылый

Смотрю на ночные озера

                           И слышу, как волны лепечут без силы

                                                               Слова рокового укора»

                                                                                      Николай Гумилев, «Озера»

 

Круг авангардистов недавно отпраздновал (семантически вернее было бы «справил») 10-летие КЛАВЫ (клуба авангардистов). Этому была посвящена юбилейная выставка на Автозаводской. На самом вернисаже создалось впечатление, что завод заканчивается, минуты «истекают» и маятник пафоса на этот раз некому отклонить. Внутри экспозиции, с трудом передвигая ноги, медленно двигались экспозиционеры и их друзья. Сам воздух в зале приобрел реликтовую плотность. Все зрители демонстрировали «Проникабельное» Сото, но в отсутствие как самого Сото, так и его произведения. После многих лет выяснения, кто «клавный», а кто «неклавный», поисков ответа на вопрос: «кто на свете всех клавнее, всех румяней и белее»? -, обессилено собравшиеся напоминали коллектив «дантов в сумрачном лесу», брошенных там проводником Вергилием. Музыкальным оформлением контекста было нечто погружающе-медитативно-трансовое. Я вдруг вспомнил, как регистрировалась Клава в Министерстве культуры. Невероятный скандал, вызванный появлением И.Бакштейна в строгом костюме-тройке и работавшим с ним в контрасте С. Ануфриевым (первым президентом клуба), который тогда пропагандировал стиль “болванизма”, носил прическу “школьный чубчик” и был в демисезонном пальто, на которое умудрился натянуть невероятных размеров черные сатиновые т.н. семейные трусы. Люди сбежались со всех этажей. Это действительно был эпатаж экстракласса. Как- то весело было. Само слово КЛАВА ассоциировалось с:

 

Бежит по полю санитарка

          С большим термометром в руке

 

Где то поле? Кто отобрал термометр? Куда сбежало молоко? Куда ушло здоровье? Еще когда я ехал на выставку, мне подумалось, что нынешнее климаксное состояние КЛАВЫ можно запараллелить с той сказочной Царевной, которая взяла да реверсировала снова в Лягушку. А в нашей непрерываемой русской цепи “отцов и детей” роль препарирующего лягушку была отведена Базарову, иначе говоря, Рынку.

 

Л. Войцехов. «Головы героев» (1992, холст, масло)

 

Первое, что я увидел, зашедши в зал, было огромное (порядка 1,5 на 3 м) полотно Макаревича.Елагиной “Детское”, безусловно, доминирующее на выставке и создающее “задник”. На грязно-зеленом с бурым и белесо-охровом фоне контуром-бороздой нарисовано нечто вроде детской головки, и далее по всему полю - ДЕТСКОЕ. Лучшую иллюстрацию геронтологической тенденции с “впадением” в детство трудно и представить. Просто и ясно рамированная плесень. Весь остальной репертуар работ был или накрыт гниющим дискурсом, или кочками выглядывал из него. Только на старом принте А.Филиппова зафиксированы вспугнутые двуглавые тетерева, да и те теперь застыли в эмблематике. Но одна работа, а именно “Гениталии комаров” явно-тайного шейха ордена Андрея Монастырского привлекает особенное внимание. На белом фоне прописью, напоминающей прописи икон, изображены гениталии комаров. Тут и там инвестировано золото, что опять же, отсылает к золотому фону икон. Если сдернуть сакрализирующую вуаль (москитную сетку) и отмахнуться от нарратива “доставляемое беспокойство”, мы тут имеем иконизацию ВОЗРОЖДЕНИЯ. К этому вопросу мы еще вернемся, а пока постараемся проследить истоки “проказы”.

 

Думаю всему виной проказливый Павлик (Павел Пепперштейн). Это он изрек роковое слово НОМА. Мало того,- в 1989г. он его десакрализирует - вводит в текст достаточно профанного содержания, и процесс убывания аномальности пошел. Появляются первые метастазы номальности (опошляющей нормальности). Если провести аналогию с этносферой, то можно сказать, что номада стала терять пассионарность и “оседать”. Не случайно сам термин имеет топическое значение, и в Древнем Египте означал округ. Иначе говоря, происходит “заземление”.

 

Предоставим слово самому Павлу:

 

Болота, омуты, трясины, топи, дюны. Хотелось бы проследить топографию таких “вязких” зон на литературном ландшафте. На поверхности “литературного тела” (будь то Большой Гнилой Роман или Маленький Тухлый Рассказ или Тлен Большого Связного Повествования обо всем) болота представляют из себя те места, где гниение нарративной поверхности достигает того состояния, когда на ней уже невозможно оставить следов, то есть становится невозможным осуществление перехода от повествовательности к дискурсу. Повествовательность автономно “завершает себя”, становясь недоступной потенцирующему психозу продолжений и т.д.

П.Пепперштейн “Собака Баскервилей” (мыслеформа “Замирающий текст”)

 

Это текст 1991 г., но процесс заболачивания начался с 1988. Именно тогда появляются грязно-зеленые работы А. Ройтера, Ф. Богдалова, А. Журавлева, М. Серебряковой, С. Волкова - художников, примыкающих к “кругу”. А ведь общеизвестно, что озера гниют от берегов к центру. Тенденция сторонне была замечена Ритой Тупициной, которая тогда же, в 1988 г., приезжает из США для сбора т.н. “Зеленой выставки”, которая в следующем 89г. была проведена в Нью- Йорке и имела относительный резонанс (“Green Show” Exit Art Gallery).

 

Л. Войцехов. «Ничего не попишешь» (1992, холст, масло)

 

Ядовитые испарения носились в воздухе. Я сам в 1987г. провел в Одессе перформанс “Разведка художественных залежей”. Действие происходило в Пале-Рояле - сквере у Одесского оперного театра, где тогда спонтанно возникла художественная ярмарка, аналогичная Битце и Измайлову в Москве. Были симулированы геодезические работы со всей наглядностью и инструментарием. Тогда еще Одесская группа (т.н. Южное крыло) - С.Ануфриев, Ю.Лейдерман, И.Чацкин, Перцы, Мартынчики, Л.Звездочетова, А.Петрелли и группа энтузиастов, вооруженные теодолитами, рейками, рулетками что-то замеряла, как-то размечала, брала репера (отметки над уровнем моря) основных персонажей одесского художественного мира. На самом деле я передергивал: речь шла о глубине залегания, выяснялось, кто дошел до состояния торфа, кто потек нефтью, а кто окаменел, спрессовался углем. В городе еще долго реверберировали слухи о “расширении” Оперного театра, вроде найденного месторождения то ли олова, то ли чего-то там еще. Я своими ушами слышал истории о эксгумации кордебалета, расстрелянного в 1937-ом.

 

Короче, возвращаясь к нашему зачарованному озеру, можно сказать, что ряска заплескалась, - но процесс был двусторонним, - и дно покрывалось все утолщающимся слоем ила и гниющими водолазами. Озеро тогда было по существу односточным и речка (не река) текла себе всё на Запад да на Запад. Святые воды Иордана бутилировались в пластмассу, и на каждой бутылке было одобрение Верховного Раввина.

 

Да, все стекалось в Москву: жалкие попытки организовать каботажные связи в Одессе или более удачные петербургские завязки, предпринятые Тимуром Новиковым и Африкой (наверное потому удачные, что по «голубым каналам») суть не меняли, - главный вентиль был тут. И искать его следовало за ВДНХ. Там, за ослеплением бесчисленных наших достижений, за фонтанами Дружб Народов сидел Патриарх, скромно, как и подобает, у ручейка в кухонной раковине.

 

Л. Войцехов. Без названия (1983, бумага, коллаж)

 

Главный Оператор с Епископами сначала подавали живую воду, а с 90-го начался уже дренаж. Москва всегда была сырым местом. Этимологически слово “моск-ва” по-фински - “мутная вода”. А наиболее вероятное происхождение от древнерусского “мозгва”- “топкое место”. В черте города на это указывает ряд микротопонимов -Болото, Балчуг, Черная грязь и т.д. Отсюда промозглый (сырой, влажный).

 

Москва относится к т.н. субстратным названиям. От латинского SUB внизу, снизу, под” и STRATUM “слой”, то есть как бы снизу подстилающих известные нам топонимические пласты. Субстраты - это обычно неизвестное, - не выявленное и, в тоже время, не родственное известным нам языкам и названиям, как справедливо замечено А.А. Реформатским - “субстрат нарушает родство. Вместе с тем, это не что иное, как заимствование”. Субстратные названия относятся к древнейшим гидронимам. Речные названия от Белого озера до Москвы: Кокша, Пекша, Секша и т.д. Ареал названий на ша тянется до Германии: Ворша, Коша, Шоша.

 

Не случайно и последнее, введенное А. Монастырским название МОКША в качестве внутреннего имени НОМЫ. «МОКША» - производное от Московской Концептуальной Школы. Это древнее пансанскритское обозначение нирваны. Персонифицированная в индуистском пантеоне МОКША - богиня остановки рождений и смертей. Отсюда древнеславянская богиня Мокошь - покровительница вод” (см. “Уют и разум” П.Пепперштейна).

 

Что означают эти магические манипуляции заклинаний да еще ритуально обставленные? - Мастер пытается хоть лужу да локализовать во дворике опустевшего дацана. СЛОВОМ выставить запруду и на месте катастрофически мелеющего озера создать пруд (см. дискурс “Тихо идет запись”).

 

Попробуем, не вдаваясь в дебри каббалистики, сделать гематрию ИМЕН. Простейший нумерологический просчет имен (в данном случае частью аббревиатурами) создает такую картину.

 

Л. Войцехов. «Уморили» (холст, масло)

 

КД (=8) (Коллективные действия)

ГНЕЗДО (=1)

СЗ (=1) (Захаров, Скерсис)

МУХОМОРЫ (=7)

ЧЕМПИОНЫ МИРА (=13)

КЛАВА (=3)

МЕДГЕРМЕНЕВТИКА (=14)

МАНИ (=4) (Московский архив нового искусства)

БОЛИ (=14) (Богдалов, Летичевский)

НОМА (=1)

МОКША (=1)

 

Анализ на самом популярном уровне чисел имени:

 

КД (=8) - как число имени, число развития - благоприятствует деятельности в сфере значительных, крупных дел. Успех приносит увлечение забытыми учениями, брошенными предприятиями, отслужившими свое методами. Действительно, после 32 лет цикла забвения КД возобновляет авангардную традицию.

 

ГНЕЗДО (=10=1) - большую пользу оказывает при действиях в сиюминутной, непосредственной обстановке, в ситуациях внезапных и неожиданных, меньшую - в запланированных.

 

СЗ (1+9=10=1+0=1) - все то же самое, как и с ГНЕЗДОМ, но усугублено слишком большим разносом в основной счетной девятке. 1 (Скресис) - натура более подражающая, чем творческая, 9 (Захаров) - мощнейшая фигура поколения, загнал себя в протестанский угол. Сейчас фигурирует в Кельне как ПАСТОР (=1). Немецкая боковая ветвь замыкания дискурса.

 

ЧЕМПИОНЫ МИРА (=13) - число смерти, любимое число некромантов. Были как группа обречены с самого начала. Оккультная традиция рассматривает 13, различая, в зависимости от его составляющих, разные причины смерти. Не вдаваясь в сложности оккультной математики, привожу несколько выкладок:

 

13=4+9; смерть адепта при экстериоризации.

13=5+8; смерть в силу требований закона.

13=9+4; преждевременная смерть от неподходящих условий жизни.

13=10+3; смерть в родах.

 

МЕДГЕРМЕНЕВТИКА (=14=1+4=5) - число 14, составленное из двух семерок, у древних каббалистов считалось счастливым и обозначало число превращений, метаморфоз; при суммировании получаем 5, указывающую на духовную свободу, независимость действий и философский склад мышления. Неслучайно отпадение от группы третьего главного инспектора - Ю.Лейдермана, а теперь ухода «сменившего его на посту» В. Федорова, - они нарушали комфорт комплементарных друг другу семерок (С.Ануфриев - П.Пивоваров).

 

МАНИ (=4) - успех в научных и технических областях. Символизирует надежность и стабильность, приобретение друзей и достижение признания. Тут, вроде, все в порядке как с самим архивом, так и с музеем МАНИ.

 

БОЛИ (=14, опять то же, что и с МЕДГЕРМЕНВТИКОЙ: потеря в самом начале третьего члена, но в отличии от них, совместная практика прервана, по-видимому, в результате несовпадения числа рождения (личности) и числа имени (развития).

 

Мы по вешкам движемся, господа, по болоту, просьба не отвлекаться,- может засосать. Показалась НОМА, а в ней, как в яйце Кощея Бессмертного сидит кряква (в данном варианте МОКША), а в ней - змея-мудрость, а до иглы нам и не добраться.

 

Единица - изначальная причина всего, это “свет без тени” и “голос без эха”. Весь мир содержится в ЕДИНИЦЕ.

 

Л. Войцехов дома (1987)

 

“Единица проникает все числа, и, будучи общей мерой всех чисел, их источником и началом, она содержит их в себе все, оставаясь единолично связанной и неспособной множеству, всегда одинаковой и без изменений, вследствие чего происходит и то, что при умножении она производит только самое себя. ОДИН есть причина всех вещей и все идут к ОДНОМУ...”

(Корнелиус Агриппа “Философия оккультизма” 1533 г.)

 

Мы добрались наконец до роковой ошибки. Оставленный нами за забором ВДНХ (фонит “забирание достижений”) МАГ делает неверную операцию умножения единицы на единицу, чем замыкает, закольцовывает ситуацию. Чем он руководствовался? Может, надеждой на индуцирование от кольцевых (вихревых) токов, но тогда одного контура тут явно не достаточно, - нужна обмотка. Напрашивается вопрос: а на что мотать, если засосало болото сердечник?

 

Перенесенный на уровень организма диагноз показывает, что гематомы забили все вены, вот-вот сердечный клапан запрут. Первый симптом был зафиксирован Медгерменевтикой. В тексте “Затонувший водолаз”, в эпиграфе:

“Качайте же, еб вашу мать”

Сводя дискурсы “Воды” и “Дыхания” в Респираторный дискурс и приоткрывая стенку следующего шлюза, я раскрою один эпизод на Чистых прудах (опять пруды, да еще “чистые”, хотя худшей клоаки трудно найти среди московских водоемов). Речь идет о проводимом мною при поддержке К.Звездочетова, группы БОЛИ и ряда художников с Трехпрудного (так может перейти в навязчивость) трехлетний эксперимент под кодовым названием “Выход Ихтиандра на сушу”. Всплывший из грязной мути одесского криминала (Черного моря!) Исидор Зильберштейн, бывший вор, аферист, джазовый пианист, хозяин сауны!, спасатель на водо-моторной пристани санатория Союза писателей!, автолюбитель, егерь охотохозяйства, раджнешовец, наркоман (“течь по венам”) и черте-что еще “выплывает” на Чистых в амплуа художника. Но эксперимент проваливается, хотя Исидор притаскивает в мастерскую на Чистых огромную ржавую бочку для бензина, потому, что хочет перегонять из Одессы грузовик на “общак”. Собрав на него деньги с невольных участников эксперимента, он исчезает на год и возвращает их сильно усохшими, когда кругом уже только зелень (доллары),- ряска-то пошла. В общем все как в романе: темница, бочка с ржавой водой, спасение друзьями Профессора и навсегда покинутая Сушь. Обоим Ихтиандрам не дышалось, разница лишь в том, что если литературный (идеализированный) все притаскивал со дна, этот, всамделишний,- все туда утаскивал.

 

Ладно. Приоткрываем рудиментарные жабры и плывем дальше.

 

Л. Войцехов. Акция «Разведка художественных залежей». Одесса. Пале-Рояль.1987

 

Возвращаясь к Царевне-Лягушке,- в антропоморфном космосе древних египтян прародителем считался бог Пта, из глаз которого родились люди, а из уст -боги. Древние обитатели долины Нила представляем его в облике человека с головой лягушки.

 

Лягушки, как, впрочем, и змеи, и черепахи, по образу жизни - создания водо­земные (и поныне фигурируют в классификациях как земноводные (взгляд человека - с земли на воду). Места их обитания - водоемы, заболоченные впадины и низины. Защитная маскировочная окраска придает им сходство с болотной кочкой. Наши предки усматривали здесь скрытый смысл. Столь близкое подобие земле по их мнению являло собой их прямую порожденность землей. Мифологи называют таких животных хтоническими (от греч. “хтон”- земля). Немаловажным оказалась и их дистанцированность от каждодневного быта человека. Земля кормила, и главным ее качеством выступало плодородие. Обожествление плодоносящей почвы было перенесено на ее воплощения - земноводных. Плодородие немыслимо без животворящей влаги, и мифы всех древнейших цивилизаций связывают земноводных с водой. Таким образом, они сигнифицируют суммирование воды и земли. В китайских, австралийских, североамериканских преданиях константно пардигмичен сюжет: гигантская лягушка выпивает всю воду на земле и т.д. Во всех зооморфных моделях космоса твердь земная стоит либо на рыбах, либо на змеях, черепахах и лягушках. Интересно, что в 1990 на выставке «Шизокитай» И.Чацкин выставляет работу с живыми лягушками, а еще в 88 делает очень странную работу, представляющую из себя короб зеленого цвета, на лицевой стороне которого изображена лягушка спинкой к зрителю, обращенная на фон орнаментализованных схем икринок с зародышами. Из короба высовывается красная рука, держащая белый, пустой внутри пластмассовый шар. Нечто вроде каркаса детского глобуса из параллелей и меридианов. И это не случайно, потому что в “кругу” Чацкин - единственный действительно поэт, “севший в лужу” палитры, он первый видит обращенную Царевну.

 

Когда Жак Ив Кусто организовал специальную экспедицию на священное озеро американских индейцев инка Титикака, где, по легендам, на дне лежат затопленные храмы, полные золота и платины, то не обнаружил ничего, кроме миллионной колонии лягушек, обитающей на илистом дне, умеющих обходиться совсем без воздуха и дышащих всем телом. Местные жители считают их хранителями подводных тайн и говорят, что еще не пришло время их раскрытия. Есть целый ряд озер, где происходят странные аномалии, помимо Титикаки, где магнитное поле развернуто на 180°, в Тибете есть озеро Друт-со, где каждые 12 лет (а столько длится восточный календарный цикл) вода в нем меняет свой состав: становится то пресной, то соленой. Есть масса озер периодически меняющих свой цвет вплоть до пурпурного и фиолетового. Похоже, что озера являются датчиками на теле Земли, мало того - с автоустановкой, т.к. встречаются кочующие озера. Болота же являются тепловыми регуляторами, через них идет основной обмен метана, регулирующего парниковый эффект планеты, а значит, периоды глобальных потеплений и оледенений. Комплексно же болота регулируют климат Земли.

 

Л. Войцехов. «Эта рубаха ближе к телу» (80-е гг.)

 

А с ним в самой прямой связи и культурологический климат. Н. Шептулин сейчас для готовящегося VIII номера журнала интерпретационного искусства задает тему “Пафос и дискомфорт”. На мои попытки прояснить это марево маловразумительно долго разъясняет роль пафоса как нарушителя зеркальной глади дискурса. Побывав на днях у Николая Пантикова, директора музея МАНИ, я узнаю, что Фонд Сороса расщедрился на издание 8-ми томов “Поездок за город” герметического корпуса текстов КД, и тут же вспоминаю работу Медгерменевтики “Книга за книгой”, представляющую из себя расположенные на полке книги, расставленные с большими промежутками, где важнейшим были именно эти просветы между книгами, а не сами книги (дискурс “Нарезания дискурса”).

 

В общем: оседание, загустение, спресовка, беспросвет и беспорывность.

 

Итак, внимание! Выплываем на берег Яузы (самосвязывания). Мы уже не так далеко от Махатмы в его Шамбале, скрытой за хребтами “павильонов достижений” и “ветвями отраслей”. Почему Мастер вводит в мандалу комариных гениталий (микротекстуальный уровень увязки духа-крови) золотые вкрапления? Подобно Парацельсу и его учителю Соломону Трисмозину он прозревает ВОЗРОЖДЕНИЕ или ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ - через Искусство (процесс обучения) вся масса основных металлов (умственное тело невежества) будет превращена в чистое золото (мудрость).

 

Пора бы, пора бы, пора бы поумнеть.

 

“Робкий ум мой обессилен бедами

Взор мой с каждым часом угасает...”

Н.Гумилев “Озеро Чад”

 

Леонид Войцехов

 

Иллюстрации: архив Александра Соловьева, а также http://kiev.guelman.ru/rus/odessa/