Исследования телесности от Валентина Цзина

Валентин Цзин – личность незаурядная и многогранная, сочетающая способности режиссера, хореографа-постановщика, актера и беспрерывно работающая над собой и своим телом, которое является для него главным инструментом познания и отображения действительности в искусстве. Он практикует японское направление современного танца буто и является создателем экспериментального театра «Poema Theatre», где исследуют способы заглянуть внутрь себя.

 

В интервью ART UKRAINE Валентин рассказал о своей новой постановке «Ode to Oetzi», открытая репетиция которой состоялась 27 февраля в Киеве, а так же объяснил, что такое танец бут и как создаются телесные взаимодействия.

 

 

Когда и как возникла идея спектакля «Ode to Oetzi»?


Работать над ним мы с Ваней (Иван Заверталюк) начали чуть больше года назад, во время событий на Майдане, укрывшись в маленькой студии 6level. Нам предложили несколько вариантов площадок, но почему-то мы выбрали ту, чьи окна выходили на улицу самых активных событий.

 

В центре города тогда была особая атмосфера, созданная волной энергии людей. Мы работали под ее влиянием,  на подъеме, с одной стороны, изолируясь от этих событий, а с другой – оставаясь с этим внутри. На улице была реальность, а у нас была возможность отобразить ее. Тогда мы представили постановку узкому кругу зрителей в формате своеобразного ресерча, поэтому его нельзя назвать полноценной премьерой. Сейчас другое время. Все переварилось, перевспоминалось, перечувствовалось заново. Теперь подбираем к этому спектаклю другие ключи.

 

Что же это за ключи?


«Ode to Oetzi» станет первой главой моего двухлетнего проекта, в основу которого легла «Книга мертвых» Уильяма Берроуза.  Этот спектакль – результат долгой внимательной работы над возможностями тела. Я не хочу показать тело в его мощи, вытянутости, правильности, расцвете или безобразии. Я говорю о телесности как пространстве противоречий. Однажды Бетховен доказал, что истина не в главной и побочной партии по отдельности, а в их конфликте, который поражает форму.  Для меня тело с его неисчислимыми алгоритмами тоже является полем конфликта, и в этой постановке я пытаюсь исследовать динамику его развития.

 

К тому же, теперь у нас есть огромное, сложное, но интересное пространство – один из павильонов киностудии им. Довженка, над которым сейчас работает Дмитрий Костюминский.

 

Как расшифровывается загадочное название спектакля?


Oetzi не имеет никакого отношения к отцам. Это название мумии, найденной на границе Швейцарии и Германии, которой пять с половиной тысяч лет. Ученые утверждают, что она является одним из наиболее правдоподобных образцов внешнего вида человека того времени. Но, на самом деле, мы не можем по какому-то образу или мифу точно воспроизвести тысячелетнюю историю. Остается лишь воображать, создавая реальность из нереальности. Я попытался представить себя на месте этого старого ссохшегося тела, привлекшего к себе внимание всего мира, поскольку важна сама информация о древней Oetzi, которая ворвалась в нашу жизнь. Каждый жест в искусстве и есть таким вторжением в реальность.

 

 

Что такое практикуемый тобой «метод радикальных измерений» и как ты применил его в этой постановке?


Мы живем чуть-чуть в будущем и чуть-чуть в прошлом. «Сейчас» – это некий момент иллюзии, нестыковка между тем, что было и что будет. Дать возможность ощутить присутствие здесь и сейчас может только живое действие, имеющее свидетеля – зрителя, который пришел отдать свое внимание.  «Ode to Oetzi» – это игра с иллюзиями прошлого и будущего, чтобы поймать на крючок реальность.

 

Кто для тебя зритель? Ждешь ли от него отдачи во время спектаклей?


Самое главное в театре – постоянная вовлеченность зрителя. Я не люблю, когда публика засыпает. Мне кажется, важность живого действия сегодня нивелирована. Поэтому вырвать человека из общего потока – большое событие для актера, режиссера.

 

Это действо для развлечения, размышления? Или у тебя свои варианты?


Думаю, для трансформации.

 

Трансформации чего?


Мира. На сцену я выхожу менять мир. Все увидят это и ощутят. Конечно, если я хорошо постараюсь. А то мне иногда не везет (смеется).

 

Планируется ли в этом спектакле музыкальное сопровождение?


Конечно, будут звук, свет и все необходимые театральные атрибуты. Над музыкальным оформлением работает саунд-артист Евгений Ващенко, который уже предложил несколько интересных технологий подачи звука специально для «Ode to Oetzi». Музыка пишется параллельно с отработкой движений и связок. У Евгения есть индивидуальная культура звука и особая стилистика звучания. Я чувствую, что с этим композитором можно создать самый важный звук – тишину. А освещение будет ставить талантливый, как по мне, художник по свету Евгений Копьев.

 

 

Как проходят твои мастер-классы? Есть ли у тебя критерии отбора участников?


Я пытаюсь создать возможность движения со студентами. Даю базовые вещи, рассказываю, как работать с центром и периферией тела. Моя техника основана на философии некоторых представителей буто, с которыми я работал.

 

Мастер-классы очень ценны для меня, ведь мне предоставляется возможность понаблюдать за людьми, прислушаться к их телам. Это огромное поле для эксперимента и обмена опытом. Результаты таких лабораторий часто перерастают в полноценные спектакли. На мастер-классах, которые проходили здесь 21-25 февраля, мы со студентами исследовали триоль и собрали основу постановки, которую показали в центре «Diya» 27 февраля и над которой будем работать в будущем.

 

Среди критериев – наличие  хотя бы минимальной выносливости, поскольку работа зачастую очень интенсивная. А так же жажда познавать новое, преобладание пунктов «не знаю» над «знаю» и «могу».

 

 

Ты танцуешь буто, о котором немногие знают в Украине. Расскажи об этом направлении танца и о своей практике в этой сфере.


Дискуссии по поводу интерпретации понятия «буто» не утихают уже который год, но я пытаюсь не участвовать в них. Могу сказать одно: оно такое, каким его задумал основатель (прим. Тацуми Хидзиката). Он был провокатором и создал буто очень воинственным: протестуя против сложившейся политической ситуации в стране, он выражал свое несогласие с помощью искусства, что породило волну андеграунда в Японии. Когда все успокоилось, буто осталось просто танцем.

 

К сожалению, основатель не оставил нам ни школы, ни определенных правил исполнения. Те, кому удалось поучиться непосредственно у него, пытаются копировать постигнутое, остальные придумывают что-то свое.

 

В хореографии есть много подходов к тому, как пользоваться телом, как им танцевать: в балете, например, оно должно быть вытянуто вверх, модерн предполагает горизонтальное положение, а основательница экспрессивного танца Мэри Вигман давала свободу каждой отдельной части тела, отбрасывая классическую технику.

 

Японцы сказали, что можно танцевать внутрь, включая центр тела. В том, что я делаю, это и есть основа. Наукой доказано, что тела могут взаимодействовать между собой: если центр правильно включать, можно найти связь с телами зрителей.

 

Фото: Руслан Сингаевский