На Месяце фотографии в Кракове, на выставке «Debuts» фото-фестиваля в городе Лодзь и в варшавском «Супер Салоне»  за последние пару недель был представлен новый фотопроект «Предчувствие» Юли Кривич – фотографа из Украины, выпускницы Варшавской академии искусств. «Предчувствие» – так называется книга Юли, между страниц которой – кивок в сторону Днепра, интимность прикосновений и беспокойное ожидание. Перед открытием выставки финалистов конкурса Przetwórnia, где Юля заняла второе место с фотографиями из этого же  проекта, мы встретились, чтобы поговорить о внутренних конфликтах, об украинской фотографии и о самоидентификации молодого поколения, – в общем-то, обо  всем, что показывает Юля Кривич в своих работах.

 

Арина: Твои фотографии - это же не просто фиксация событий, которые происходили за последние несколько лет?

Юля: Нет. Это ощущение этих событий. Ощущения складывались в последовательность образов и знаков. Знаки, которые я отражала при помощи фотографии.

 

Здесь и дальше – работы Юли Кривич из книги «Предчувствие», предоставленные автором

 

В чем связь в этой истории?

Прежде всего, в неспокойном и неясном ощущении двойственности. Такая шизофреническая ситуация, в которой мне пришлось жить последние два года – начиная с событий на Майдане и заканчивая  войной на Востоке. «Предчувствие» – книга о дуализме: моем собственном и той реальности, которая нас окружает. На моих фотографиях – молодые люди и их неопределенное местопребывание; речь здесь не только о географическом расположении, а о измерении экзистенциональном. Мои переживания и размышления на тему того, что происходит сейчас, стали опорной точкой. Мне кажется, у многих сейчас раздвоение личности. Стараемся жить нормальной жизнью, – ходить на работу и на вечеринки, – когда совсем близко происходит война.

 

Откуда появилось предчувствие?

Предчувствие – это ощущение, которое преследовало меня на протяжении нескольких последних лет. Это появилось еще перед Майданом. Я считаю, что все началось с работы над дипломом «Мой мир не там, где я». Там все это вскользь уже есть. Я фотографировала ровесников независимости Украины, – моих друзей и знакомых, – в поиске идентичности, но не только национальной, а идентичности нашего поколения. Ведь не только в Украине молодые люди выезжают из своей страны и ищут свое место, а, вернее, себя в мире. Я построила нарратив на диптихах, где мои герои зафиксированы в приватных и публичных пространствах. Работая над дипломом, я ездила по Украине и замечала, как постепенно мой взгляд на родную страну начинает меняться.

 

 

В чем были эти изменения?

Речь идет о том, что у меня, – у человека, который вырос в этих реалиях  и в этом измерении, – начал формироваться взгляд «извне». Когда я жила в Днепропетровске, например, никогда не замечала памятников Ленину. Они были для меня абсолютной данностью. Если когда и задумывалась – это не бросалось так в глаза. Вернувшись в Украину в 2012-м после жизни в Польще, я начинала замечать такие вещи. У друзей спрашивала, что они по этому поводу думают и, конечно, были разные мнения, но, в основном, люди не обращали внимания. Это советское прошлое застряло где-то на уровне подсознания, и вопрос заключался в том, как долго и что с этим будет дальше. Когда эти памятники стали резко падать в разгар событий на Майдане, название «Предчувствие» родилось само собой. Тогда я уже приступила к работе над этой серией.  У меня было впечатление, что все переживали подобное предчувствие. Предчувствие того, что что-то должно измениться. Мой диплом помог мне определиться с выбором курса. Начало моего поиска тогда родило во мне множество вопросов, которыми теперь я занимаюсь.

 

И как ты оказалась в Польше?

Я признаюсь, это не был выбор, к которому я сознательно шла.  После защиты диплома на архитектурном факультете мне нужно было срочно что-то изменить в моей жизни. Моя прабабушка была полькой. Это дало возможность мне получить легко визу и уехать в Варшаву. Я верю в определенную закономерность в жизни: мы все там, где должны быть. 

 

И ты решила стать студенткой Академии Искусств в Варшаве?

В 13 лет я начала учиться в художественной школе. Потом я поступила в  Академию Архитектуры в Днепропетровске, но я всегда хотела заниматься искусством. Когда я переехала, то поступила на факультет медиа-искусства. Я защитила диплом магистра по фотографии и мультимедиа, о котором я уже упоминала.

 

С этой работой ты участвовала на выставке лучших дипломов академии Cоming Out. Я знаю, что ты получила награду. Что это было?

Эта победа позволила мне реализовать проект «Предчувствие». Моей наградой была индивидуальная выставка в галерее Салон Академии, где я первый раз показала работы из этой серии в декабре прошлого года.

 

Как «Предчувствие» стало фотокнигой?

В этом году  одним из кураторов секции Show Off на Месяце Фотографии в Кракове была Аня Наленска (Ania Nałęcka). Она выбрала мой проект. Процесс создания «Предчувствия» был очень интересным опытом: мы обсуждали многие вещи, и в этих разговорах я все больше понимала, как я вижу свой дальнейший путь.

 

 

Расскажи о книге. Откуда такая необычная форма?

Дизайн книги должен в первую очередь передавать суть фотографии, которая в ней. И я думаю, у нас с Аней Наленской это получилось. «Предчувствие» – книга о дуализме, о состоянии тревоги, о напряженности, но, в то же время, о чем-то неуловимом. О невыносимой легкости существования в прекрасном мире, где все не в порядке. Мы выбрали твердый переплет, зрительно напоминающий классическую книгу,  белую и минималистическую обложку. В названии я решила соединить 4 языка: польский, английский, русский и украинский. Открывая книгу, мы видим часть первой фотографии, которая одновременно является и последней. Чтобы начать просмотр, мы должны произвести жест переворачивания этой самой книги. Формат фотографий значительно больше: они смяты посередине и сшиты грубой серой нитью, напоминая газету или зин  – кажется, все сейчас распадется у нас в руках. Последовательность фотонаррации нам с Аней помог уложить редактор Рафал Милах (Rafal Milach). Повествование  развивается от этой самой невыносимой легкости к агрессии и двойственности и заканчивается снова жестом.

 

 

На Месяце Фотографии в Кракове, где ты презентовала книгу в Show Off,  присутствовали работы еще 6 украинских фотографов. Как ты думаешь, чем вызвана такая популярность?

Темой Месяца Фотографии в этом году был «Конфликт», и странно, наверное, если бы не была упомянута Украина. Я соглашусь, что в  мировом контексте актуальная украинская фотография начинает набирать обороты: группа «Шило», Кирилл Головченко, Саша Курмаз. И не может не обнадеживать то, что, наконец-то, есть какой-то прорыв. С чем это связано? Я думаю, нам с тобой понятно. Можно говорить об определенной эксплуатации темы Майдана и войны на Востоке, особенно в документальной фотографии. Вопрос заключается в том, хорошо это или плохо? Я со своей стороны вижу в этом позитивную тенденцию для украинской фотографической сцены, ведь кто, если не мы, и когда, если не сейчас?  Все же мне хотелось бы видеть большую активность от своих земляков, а ее, к сожалению, очень мало. Мне кажется, многие украинские фотографы не до конца осознают, какая история разворачивается на наших глазах. Зато все чаще это замечают зарубежные художники, которые приезжают в Украину снимать свой «горячий материал».

 

В твоей работе тоже присутствует тема конфликта: между «Беркутом» и ультрас, например. Хотя представлена она не напрямую, не «в лоб». Расскажи, как ты снимала ультрас.

Я начала их фотографировать год назад. Тогда они были просто парни, которые участвовали в событиях на Майдане. Я видела все эти «красивые фотографии» с  дымом и огнем коктейлей Молотова. Эстетизация конфликта мне не близка – оставим это на совести фоторепортеров. Сейчас, например, у меня этот вопрос стал очень болезненным. Я не могу смотреть на «красивые снимки», особенно – из зон боевых действий. Наверное, потому, что это касается непосредстваенно меня. Так вот: я увидела фото одного из ультрас, кидающего цепь в отряд «Беркута» на Майдане. Фото производило впечатление. Мне захотелось встретиться с этими ребятами и узнать их лучше. Ультрас – это достаточно закрытое сообщество.  С ними тяжело договориться о съемке и, вообще, войти в какие-либо дружеские отношения. Все-таки удалось найти контакты через друзей друзей. Для этих ребят футбол – что-то на подобии религии, но, с другой стороны, они ведут нормальный образ жизни молодого поколения. Одеваются так, как многие их сверстники в Украине, Польше или других странах, ведут Инстаграм, путешествуют.

 

 

Что с ними сейчас?

Многие служат в добровольческом батальоне «Азов». Последний раз, когда я была в Днепропетровске, я встречалась с теми, кто был на ротации. Это были парни в возрасте 18-22 лет. Они уже привыкли к интервью и фотографиям и не особо смущались по этому поводу. Более того, сейчас они в ранге героев и, конечно, им нравится внимание вокруг себя. Я пыталась понять, чем они живут, как выглядят их будни в «Азове». У нас все знают, что среди бойцов «Азова» преобладают достаточно радикальные правые взгляды. Я хотела понять их точку зрения, которая мне не близка, но моей целью не была критика. Никто сейчас не может предположить, чем это все закончится. У них действительно есть осознание того, что они могут умереть там под Донецком. Некоторые из них уже были ранены или успели потерять друзей на этой войне, но они привыкли к опасности еще в мирное время. Правда, война – это не драка на кулаках; там есть дисциплина и там, как они говорят, жизнь проще. Там нет полутонов: все либо белое, либо черное. Ты точно знаешь, что твой друг тебя не предаст и существует враг, которого ты должен победить.

 

Ты планируешь новые съемки в Украине?

Планирую поездку в Украину достаточно скоро – есть уже определенные замыслы. Мне кажется, что все, что сейчас происходит в этом регионе, важно для всей Европы. Мы стоим на пороге то ли вулкана перед взрывом, то ли пара перед дождем. Раны и проблемы, которые долгое время лежали на дне моря, вдруг начали всплывать на поверхность. Это очень тяжелые психологические травмы, которые переживали люди в состоянии депрессии, продолжая жить квази-нормальной жизнью, где все было, вроде бы, в порядке. Рано или поздно это должно было прорвать. Молодому поколению, мне кажется, приготовлена участь дрейфовать где-то в море и искать свой остров и свой путь.

 

 

Раз уж ты заговорила о молодом поколении, спрошу о молодой украинской фотографии. Как думаешь, что отличает ее от фотографии других стран и той же Польши?

Во-первых – то, что у нас мало кто работает проектами. Не знаю, хорошо это или плохо. Просто слово «проект» так вошло в обиход, что стало синонимом любой работы. Все сейчас занимаются проектами, у всех дедлайны, и все очень коммерцилизированно. Мы занимаемся networking’ом: раздаем свои визитки, усиливаем свой селф-промоушн и стараемся получить гранты и стипендии на эти свои проекты.  Конечно, со стипендий и грантов можно жить и реализовывать свои артистические замыслы. Но в Украине стипендий не раздают; гранты, даже зарубежные, получить тоже не так легко. И многие фотографируют только потому, что чувствуют внутреннюю потребность это делать. Я считаю это очень искренним. Хотя эта абсолютная бедность культурных институций не вдохновляет и не мобилизует к работе.

 

А если готовить о различиях в визуальном языке?

Я вижу некий поиск антивизуальности и антиэстетики. Очень выразительный посыл о том, что эстетика нам чужда. Я понимаю, что это исходит из-за того, что у нас нет хороших фотошкол, нас не учат красиво ставить свет и снимать большим форматом. Это помогло родиться чему-то очень сырому и аутентичному. Мне кажется, у украинской молодой фотографии есть большой потенциал, но и есть преграды. Граница и сложность ее пересечения мешает войти в международный контекст. Локальное постколониальное мышление порождает комплекс неполноценности, мешает мыслить глобально.  Все это характерно для молодого поколения и молодой страны, которой длительное время не было на карте Европы. Этой стране всего 24 года, и она в поиске своей идентичности.

 

Об авторе

 

Арина Радионова – философский антрополог, теоретик культуры, куратор выставок в Киеве, Ровно, Ужгороде, Одессе и Варшаве, стипендистка Gaude Polonia 2015. Жила и работала в Донецке.