Влада Ралко: "Cимволом Крыма стал человек с табличкой “Сдаётся” на шее. Ну вот они и сдались"

Живопись украинской художницы Влады Ралко часто называют жуткой, а на открытиях выставок можно подслушать шёпот посетителей: “я бы ни за что не повесил такое у себя дома.”


Первые мурашки по коже любителей искусства поползли в 2002 году. Тогда из длительного путешествия по Китаю Влада привезла эротический дневник - большое количество быстрых рисунков, поражающих откровенностью, с которой художница транслировала на бумаге так называемое “женское бессознательное.”


Однако берущее за горло и останавливающее зрителя на ходу агрессивное сочетание цветов наряду с вызывающими трансцендентный ужас формами - это лишь приманка. Ценность работ Влады Ралко, как и любых хороших произведений искусства, заключается в многоуровневой структуре построения образов. 


Рисунки Влады  не требуют буквальной трактовки — они построены по принципу наслаивания смыслов. И шевеление волос на теле зрителя вызвано отнюдь не страшной картинкой, а скорее узнаванием в них своих потаённых ощущений - таких, которые понять или выразить словами невозможно или даже стыдно.


Продолжая работать с понятием телесности, Влада сталкивает человека с реальностью - его личной либо социальной. В течение последних месяцев она создаёт очередной дневник - на этот раз это документ эпохи, которая называется Евромайдан. 


ART UKRAINE встретился с Владой и расспросил о том, какую роль может или должен занимать художник в контексте происходящего в стране. 

 




Ася Баздырева Поговорим о сериях “Белые листы” и “Крым”. Первая из них недавно была представлена в Карась Галерее, а вскоре будет выставляться в Вене, в групповой выставке, посвящённой Евромайдану.  

 

Влада Ралко Я не хотела бы делить эти рисунки на две части и в будущем надеюсь показывать их вместе, поскольку ситуация плавно переместилась из Киева в Крым. Хотя в Киеве всё также продолжается.

 

Вы снова обращаетесь к формату дневника. Почему он для вас удобен? 

 

— Формат берёт начало ещё из “Китайского эротического дневника”. Я нашла такой удобный для себя ход, ведь дневник - это быстрый жанр. На серьёзные работы у меня сейчас не хватает ни энергии, ни внутренних ресурсов, потому что всё настолько болезненно происходит и быстро меняется, что необходимая для большой работы дистанция сейчас невозможна. А рисунки можно делать быстро и, скажем так, просто. Сначала я думала начать вести обычный дневник. Но, поскольку я всё-таки мыслю картинкой, фиксировать происходящее с  помощью рисунков для меня проще. 

 

 

Ставите ли вы перед собой задачу делать по рисунку в день?

 

— Нет, это зависит от событий. Иногда рисовать приходится очень быстро, иногда начинаю работу буквально параллельно происходящему событию, фиксирую главное, а заканчиваю через пару дней. 

 

Эти рисунки являются рефлексией на происходящее на Майдане. В какой момент у вас появилась внутрення потребность или готовность реагировать на ситуацию в стране как художник, а не только как гражданин? 

 

— Здесь не нужно было особой готовности. В промежутках между посильной помощью Майдану - медикаменты принести или ещё что - практически никто не спал. И вот ты находишься дома, хочешь что-то предпринимать, а что - неизвестно. Я начала рисовать - первые работы появились в декабре. 

 

Во время Майдана деятелей искусства очень часто спрашивали: возможна ли художественная реакция нв происходящее, или же участвовать в революционных событиях можно только в роли гражданского активиста. Как вы решали для себя этот вопрос?

 

— Совмещала. Только художником в такой ситуации быть невозможно. Но для себя я определила рисование своего дневника как часть гражданской обязанности. Может быть, эти рисунки не настолько совершенны по форме, но они фиксируют определённые события, их последовательность и мой взгляд на них. Потом этот взгляд всё равно неизбежно исказится. Даже сейчас, глядя на свои первые рисунки, я реконструирую в памяти события. История потом приобретёт какие-то другие черты и я поняла, что не смогу себе простить, если не зафиксирую этого сразу.

 

 

То есть у вас к роли художника-рупора социально-политических процессов добавляется и функиция документатора?

 

— Специфического документатора. Я вспоминала об отце Владимира Будникова Александре Гавриловиче Будникове - он был фронтовым художником во время войны и на передовой делал действительно очень конкретные зарисовки. А я фиксирую знаки и настроения, которые витают в воздухе - они очень быстро меняются.

 

А насчёт рупора… Выставка в Карась-галерее была запланирована давно, но в сложившейся ситуации передо мной стал выбор - показывать работы или нет. Я ведь не сделала агитплакаты или рисунки, которые представляли бы в выгодном свете лишь одну сторону. И, когда события настолько болезненны и у многих людей ещё не улеглись переживания , восприятие работ может быть не совсем адекватным - они могут раздражать или даже оскорбить. Момент раздумий был, но поскольку вопрос стоял не о том, чтобы выносить работы на площадь, а показывать в галерее, решила не отказываться. Так как по плану выставка должна была начаться сразу после февральских событий, ни о каком открытии, конечно, речь не шла. Реальные события отодвинули все на второй план. 

 

 

Слова про “Белые листы” взяты из “Кобзаря” Тараса Шевченко. Почему вы обращаетесь именно к его творчеству? 

 

— Я перечитывала Шевченко ещё до недавних событий. Но сейчас эти слова отозвались во мне и в происходящем. Тем более, с учётом невероятных совпадений, таких, как юбилей Шевченко. А слова из Кобзаря про «білії листи» стали моим девизом и сейчас зазвучали необычайно остро, потому что художник не смотря ни на что остаётся верен себе.

 

На мой взгляд, в этой серии личность автора не менее важна, чем события, о которых он говорит: формат дневника предполагает извлечение его глубоких переживаний, а избранные девизом слова говорят о необходимости делать свою работу.

 

— Так и есть. Я выступаю в роли, скажем так, одного из хранителей этих событий, впечатлений, моментов. Они настолько важные и болезненные, что их нельзя ни растерять, ни упустить, ни забыть. Особенно - забыть.

 

Когда вы перечитываете Шевченко, не возникает ощущение, что история повторяется? 

 

— Я не думаю, что история повторяется. Может быть, лишь в каких-то моментах. Но если это - повторения, тогда всё очень печально. Тем более, что у Шеченко звучит такой болезненный вопрос невозможности реализованности Украины и невозможности счастья в Украине. Когда он пишет “піду пошукаю на край світі раю”, он выносит счастье за горизонт как нечто недостижимое. Но я, как говорится, “без надії сподіваюсь”. 

 

Давайте поговорим об образах, которые вы создаёте. Здесь помимо узнаваемых сегодня коктейлей Молотова и дубинок Беркута есть много этно-национальных и аппеллирующих к народно-фольклорным традициям: головы женщин напоминают куклы-мотанки, защитник Майдана предстаёт в образе казака Мамая... 

 

— Это было очень естественно: на Майдане акценты сместились от европейского выбора к вопросу о том, что есть Украина: откуда это государство, почему оно едино, почему оно существует, какие стержни его держат. Вот такие глубинные образы я начала извлекать на поверхность. Даже все эти истории - с Михайловским монастырём, с рыцарями - повернули нас лицом к прошлому. Некоторые иронизировали, некоторые говорили о том, что нужно смотреть в будущее, но все-таки тогда были жизненно важны моменты, связанные с неким спасением, а спасение ассоциируется с корнями, которые являются нашим началом, которые нас держат. 

 

 

У меня даже есть несколько символических рисунков под названием “Обратно”, где человек хочет вернуться обратно в мать. А, с другой стороны, я иронизирую, показывая желание людей вернуться в Советский Союз, чтобы снова все стало “как было”.

 

Рисунки многомерные, поэтому для меня, на самом деле, проще рисовать, чем записывать. Картинка часто содержит очень много информации, которая для реконструирования событий может быть точнее, чем документальная фотография. Для меня сейчас важна не аналитика, которой занимаются учёные-политологи, а скорее то, что о происходящем говорят поэты и художники.

 

Вы поднимаете вопросы о государстве, а с тем - и нации. Это, кстати, снова созвучно с Шевченко, который действует в ключе романтического национализма и берёт за основу народные образы. Как вы относитесь к пониманию нации или даже национализму? 

 

— В основе лежит осознание: из чего состоишь ты сам, поскольку нация состоит из индивидуальностей. Недавно я наткнулась на большую статью Федерико Гарсиа Лорки об испанских колыбельных. Меня поразила любовь и внимательность, с которыми он анализирует национальные, народные, очень простые по форме и, на первый взгляд, даже грубоватые примитивные песни. Мне захотелось обратиться к чему-то вроде такого анализа.

 

 

Лялька-мотанка - это кукла с крестом вместо лица, на первый взгляд безвольная - она мягкая и целиком состоит из ниток. Иногда у меня она превращалась в милицейскую куклу Марусю, с помощью которой проводят следственные эксперименты - это специально сшитая кукла-болванка, играющая роль жертвы. У меня слепое лицо ляльки-мотанки трансформируется в балаклаву, а сама лялька-мотанка становится женщиной-воином. 

 

А «козак Мамай – захисник Батьківщини» взят непосредственно с Майдана, его часто вывешивают на палатках, как символ воина-защитника. Тут ничего не надо было придумывать – весь Майдан полон «Мамаев», готовых к бою. 

 

Вы сейчас часто бываете на Майдане?

 

— Практически каждый день.Я до сих пор не могу привыкнуть. Недавно на Майдане была очередная панихида, ещё люди умирают в больницах, вся площадь в цветах и тут же продаются магнитики как революционные сувениры - мы живём в условиях спресованного времени. Как это ни ужасно выглядит, но это какие-то очень естественные и быстрые процессы. Вот продавщицы в киосках на Майдане смеются, вот девушки кокетничают с самообороной - жизнь продолжается. 

 

 

Сейчас действительно возникает вопрос: как жить дальше со всем пережитым зимой. Постоянно прокручивать воспоминания - путь в никуда, но и для них должно быть место. 


На панихиде я записала на диктофон и “Плине кача” и другие траурные песни - с криками людей “Героям слава!” - из подобных вещей собирается коллекция документов.

 

На этих выходных я в очередной раз сфотографировала ёлку - сейчас она обложена цветами – подумалось вдруг: «как страшно она украшена!» И вдруг я нашла у себя фото ёлки после ночи разгона студентов: в темноте на фоне голого каркаса стоят ВВ-шники, их шлемы блестят. И тогда, когда мы стояли там перед этими ВВ-шниками и смотрели на ёлку, мне казалось, что страшнее уже ничего не может быть. Оказалось, что может.

 

Сопоставление этих двух картинок меня поразило. Тогда мы не знали о том, что нас ждет. И сейчас, видимо, не знаем. 

 

Глядя на Ваши рисунки из “крымской” серии, сразу вспомнинаешь работы из проекта “Жара”, представленного после резиденции в Гурзуфе в 2011 году. Можно сказать, что нынешние работы стали своеобразным продолжением… 

 

— Крым - это значительная часть нашей с Володей (Будниковым) жизни, и мы очень много времени там проводили. Это очень странная территория.  С одной стороны, никакого конфликта со всем украинским я там не видела. А с другой стороны, есть некоторая странность в том, как в сезон эту территорию наводняют и используют отдыхающие. Специфическая оккупация Крыма происходила каждый сезон. Сейчас она стала настоящей.

 

Психология многих живущих в Крыму людей - это позиция ничегонеделания, когда надежда есть только на то, что кто-то придёт (приедет в сезон) и изменит их жизнь к лучшему. Долгое время символом Крыма был человек с табличкой “Сдаётся” на шее. Ну вот они и сдались. Очень быстро. 

 


Но всё же есть связь: в 2011году вы фиксируете  туристическую оккупацию, сейчас - военную; посмотрим, каким в ваших рисунках станет будущий Крым. Уверена, украинцы не перестанут туда ездить. 

 

— Да я вообще уверена, что Крым вернётся.

 

Многие считают ваши рисунки страшыми. Но, на мой взгляд, страшна не форма, а содержание - реальность, к которой они отсылают. 

 

— Я не могу романтизировать эту ситуацию. 

 

Тем не менее, происходящее сейчас в художественном процессе  можно назвать очередным витком романтизма, где художник-бунтарь восстаёт против системы. Хотя есть и такие, мимо которых революция прошла мимо. 

 

— Для художника испытание пришедшей страшной реальностью – это, определенно, дар. Недавно говорили со знакомым архитектором о фотографии и он сказал, что фотографы этого момента всю жизнь ждали. Звучит жестоко, но так это и есть. 

 

Майдан для многих стал возможностью раскрыться и это касается не только профессиональной деятельности, но, скорее, личностных качеств. Иногда задумываешься: как же мы после такого будем жить дальше...

 

— Посмотрим, ещё ничего не закончилось. В любом случае, всё пережитое некоторых людей точно изменило, и в будущем, если они захотят совершить гнусность, им, так или иначе, придётся переступать через погибших. 

 

Остаётся надеятся, что гражданский интерес к общественно-политическим процессам не угаснет, поскольку мы уже увидели: сон разума рождает чудовищ. 

 

— Действительно, раньше гражданский интерес был настолько мал, что в головах многих удалось посеять мысль, что такого государства как Украина вообще не существует.

А ведь столько сделано, столько книг написано, столько людей погибло за это. Почему для многих людей сегодня привлекательна грубая сила и постороение модели отношений, где доминирует право сильного? Это порочное наследие Советского Союза.

 

Я не раз слышала истории о том, что люди, выезжая за пределы СССР, гордились уже лишь тем, что они приехали из такой большой и сильной страны. Казалось, что когда после падения СССР вскроется вся информация о преступлениях и ужасах тоталитарного режима, она должна навсегда похоронить всё советское. Но не тут то было. Это странный феномен «скорбного бесчувствия», и я не понимаю каким образом и почему это работает. Видимо, люди делают свой выбор, несмотря ни на что. 

 

 

В восприятии многих существует невидимый барьер, отделяющий Советский Союз и всё связанное с ним от независимой Украины. Нынешняя ситуация показала, что груз прошлого тянется… 

 

— Невероятно! Мне казалось, что это всё забыто, но сейчас выглядит как восставшее из могилы.

 

Это ощущение возникло ещё давно: когда на политической сцене только появился Янукович, мне показалось, что его вытащили из советского сундука с молью. Появление такого персонажа в итоге стало не просто в принципе возможным, а ещё и спровоцировало сегодняшнюю жуткую реальность. Сейчас Украина борется с советскими метастазами. 

 

Видимо, этим нужно переболеть. 

 

— Главное, чтоб они не оказались смертельными. 

 

 

 

 

Влада Ралко

Украинская художница. Родилась в 1969 г. в Киеве. Окончила Академию искусств (1994), факультет станковой живописи, у проф. В. Шаталина. Получила премию Всеукраинского триеналле живописи (2001). Участница многочисленных индивидуальных и групповых выставок современного искусства в Украине и за ее пределами Начиная с 1994 -  Член Национального союза художников Украины. Живет и работает в Киеве.