Галина Скляренко – знаковое имя в украинском искусствоведении. Во время Книжного Арсенала 2018, при поддержке издательства ArtHuss, фонда BrovdiArt и ABRAMOVYCH.ART, искусствовед представила свою новую книгу «Українські художники: з відлиги до незалежності». Именно об этом издании, о персоналиях, которые в нем представлены, и об эпохе второй половины ХХ века ArtUkraine поговорил с автором.

Какие главные вопросы вы исследуете в своей новой книге «Українські художники: з відлиги до незалежності»?

Чем больше я исследую позднесоветскую эпоху – от оттепели до Независимости, тем очевиднее для меня становится, что сложившаяся в постсоветское время схема интерпретации искусства как жесткое противопоставление официального/неофициального, конформизма/нонконформизма – не отвечает действительному художественному процессу в нашей стране, упрощает смысл происходившего, искажает отдельные творческие судьбы. Ведь что такое конформизм? Это способность человека приспосабливаться к обстоятельствам. Если человек не умеет жить здесь и сейчас, он просто перестает  существовать. Поэтому  использование термина «нонконформизм» по отношению к людям, к творчеству, искусству – это большое испытание и очень большие претензии. Это значит, что мы требуем от художника, чтобы он постоянно был героем: противостоял времени, обществу, творческой среде. Между тем анализ отдельных творческих биографий свидетельствует, что жесткая нонконформистская позиция – очень редкое исключение. В большинстве же художники (впрочем, как и многие граждане СССР), хоть и относились критически к происходившему в стране, хоть и понимали тупиковость соцреалистического искусства, вели скорее двойное существование: работали в издательствах, в худфонде и т.д., а в мастерской, «для себя», писали то, что отвечало их таланту и устремлениям. Не нужно забывать и о сложной природе самого художественного дара, который часто отнюдь не так эластичен. Художнику может быть и хотелось написать, нарисовать, вылепить то, что было «нужным», что принесло бы официальный успех, но талант вел его в другую строну, по другому  творческому пути, приводил в андеграунд, в неофициальное существование, оборачивался личной драмой…

 

Все изображения предоставлены автором

 

На творческую судьбу влияли и колебания общественного климата в стране, приспособиться к которым мог далеко не каждый… Следует помнить, что схема «нонконформизм - соцреализм» появилась в эпоху перестройки, когда на поверхность художественной жизни стали «всплывать» до того почти неизвестные несоцреалистические художники, их надо было как-то назвать, найти им место в советской системе. Но время идет, необходимы более точные, дифференцированные подходы к искусству. В 1990-м году я подготовила  большую выставку «Українське мал.-art-ство 60-80х років», на которой впервые были показаны некоторые «неофициальные» призведения. Для меня тогда они были открытием, и я позиционировала их авторов как представителей андерграугда, однако теперь, после того как опубликованы документы, рукописи этих художников, когда появилась возможность внимательно реконструировать их творчество, все оказалось намного сложнее и неоднозначне… Сегодняшняя мода делать из всех «борцов с режимом» не только не отвечает действительности, но для меня есть неуважение к самим этим художникам. Тогде в 60-е, 70-е, в начале 80-х никто не мог себе представить, что Советский Союз может исчезнуть, советский строй большинством воспринимался как климат, который можно разве что смягчить, но не изменить. Для многих было неприлично вступать в партию, делать большую карьеру, важным было реализовать себя в профессии, но это не исключало и другие пути.  Да и членство в КПРС далеко не всегда отображалось на творчестве художника, который мог быть при этом совершенно несоцреалистическим. Само официальное советское искусство все время менялось, рядом с «тематическими картинами» появлялись другие произведения, в которых звучали разные «голоса» художников. Искусство этого времени очень своеобразно, отгороженное десятилетиями от большого мира культуры, оно не вписывается в направления современного ему западного модернизма, переиначивает все по-своему. Это искусство – личных мифологий, своих собственных  эстетических представлений…

 

 

Искусство вообще очень сложная вещь. Оно как человек, человек сложен, и искусство сложное. В этой книге мне хотелось посмотреть на эпоху сквозь призму отдельных творческих судеб, отдельных творческих путей со вниманием к каждому художнику. Ведь каждый из них – уже явление, уже часть нашей культуры. Мне не хотелось ни придумывать, ни приспосабливать их творчество к какой-либо схеме или вычеркивать «неудобные» страницы. Мозаика этих персональных «искусств» – таких разных, непохожих друг на друга и составляет картину эпохи.

 

Что для вас лично значит эта эпоха?

Я жила в это время, со многими художниками, о которых идет речь, посчастливилось быть знакомой. С некоторыми имею счастье дружить и поныне. Честно говоря, мне самой очень интересно разобраться в том, что происходило, понять это время, которое уже ушло навсегда. Конечно, хочется обобщений, представить некую цельную картину искусства, но, на мой взгляд, без материалов о художниках, без внимательных монографических исследований это сделать невозможно. 

 

 

В чем особенность искусства второй половины ХХ века?

Прежде всего – в его неоднозначности. Ведь с оттепели страна вступила в новый период своей истории, когда о жестком тоталитаризме говорить уже нельзя. Конечно, новая ситуация, то более, то менее либеральная, не исключала идеологического давления, цензуры, зависимости художника от государства. Но все же это было уже послесталинское время, когда в художественную жизнь вернулись дискуссии, возможность (пусть ограниченного) индивидуального высказывания. Конечно, талантливое искусство возникало и существовало тогда прежде всего вопреки обстоятельствам, преодолевая непонимание, косность среды, провинциальность нашей художественной жизни. Отсюда, наверное, и трагичность многих творческих судеб… Мне хотелось бы, чтобы эта книга дала возможность по-другому посмотреть на эпоху и на творчество художников, выявить смысл и своеобразие того, что они делали, не зависимо от того, к какому сегменту искусства официальному или неофициальному они принадлежали.  Мне хотелось, чтобы в ней звучали разные голоса… На мой взгляд,  если искусство чему-то и учит, то прежде всего терпимости, пониманию «другого»… И мне хотелось показать художников этого времени как разных, «других», но связанных одной эпохой.

 

 

Какие отношения у искусствоведа и художника?

Непростые. Потому что если вы совпадаете в чем-то и вы друг другу нравитесь, то, конечно, вы будете дружить. А очень часто вы не совпадаете. Более того, часто художники хотят, чтобы их видели только гениальными, чтобы пришел искусствовед и сказал, что ты прокладываешь новые пути, ты великий, даже тогда, когда это уж никак не соответствует действительности… Кроме того, далеко не все художники интересуются чем-то  и кем-то, кроме себя. И очень мало людей, которые просто любят говорить об искусстве, о его сложности и простоте, о его истории и современности, о том, что они понимают, и о том, чего они не понимают. Таких людей вообще очень мало, увы. И с такими людьми, конечно, хочется дружить.

 

В чем роль дискуссии в понимании искусства?

Культура – это постоянная дискуссия и постоянный диалог. Это постоянный спор и переоценка. Культура живет только в дискуссии, только в постоянной критике: предыдущего, современного, устоявшихся основ, новых взглядов. Потому что культура – это не свод непреложных ценностей, это постоянное обновление опыта, постоянное осмысление. В культуре сохраняется не только лучшее, но и много совсем другого… Дискуссия помогает это понять.

 

Галина Скляренко